Читать книгу - "Счастливчики - Хулио Кортасар"

— А теперь жди, пока старик пойдет на попятную.

— Вот именно. А какой у меня папа, сам знаешь.

— Упрямый осел, — сказал Мохнатый уважительно. — Хорошо еще, что можем побыть вместе в этом плавании, в карты поиграть, а вечерком выйти на палубу, знаешь, туда, где канатные бухты. Там потрясно, никто нас не увидит. Ну и аппетит у меня разыгрался, волчий…

— Это от свежего воздуха, — сказала Нелли. — А как тебе моя мама в брючках?

— Ей идет, — сказал Мохнатый, который в жизни не видел ничего более похожего на почтовую тумбу. — Наша старуха такого ни за что не наденет, она у нас старорежимная, да если б надела, старик всыпал бы ей по первое число. Ты его знаешь.

— У вас в семье все такие характерные, — сказала Нелли. — Давай позовем маму и поднимемся наверх. Смотри-ка, двери, какие чистенькие.

— Слышь, как раскудахтались в баре, — сказал Мохнатый. — Видать, сбежались все на хлеб с маслом. Пошли вместе сходим за старухой, не хочу отпускать тебя одну.

— Атилио, я же не маленькая.

— На этом пароходе за каждым углом — акула, — сказал Мохнатый. — Идешь со мной, и точка.

XX

В баре все было готово для завтрака. Накрыты шесть столов, и бармен положил на место последнюю бумажную салфетку в цветочек, когда Лопес и доктор Рестелли почти одновременно вошли в зал. Они выбрали столик, и к ним тут же — будто старый знакомый, хотя за все время ни с кем не обменялся и словом, — присоединился дон Гало и отпустил шофера, сухо щелкнув пальцами. Лопес, изумленный тем, что шофер один, без посторонней помощи, втащил по трапу дона Гало вместе с его креслом на колесах (превращенным на этот случай в подобие корзины, которую он держал на весу, и в этом состоял подвиг), спросил дона Гало, как здоровье.

— Сносно, — сказал дон Гало с заметным галисийским акцентом, которого не тронули пятьдесят лет его коммерческой деятельности в Аргентине. — Только слишком сыро, и ужина вчера не было.

Доктор Рестелли, весь в белом и в шапочке, полагал, что организация путешествия, конечно, страдает некоторыми недостатками, однако у устроителей есть смягчающие обстоятельства.

— Ничего подобного, — сказал дон Гало. — Организовано все в высшей степени безобразно, и это обычное дело, когда бюрократия пытается подменить частную инициативу. Организуй все это фирма «Экспринтер», будьте уверены, мы были бы избавлены от многих неприятностей.

Лопес развлекался. Он умел подзадорить на спор и высказался в том смысле, что, мол, агентства, бывает, тоже стараются всучить кота в мешке, а туристическая лотерея как-никак — затея государственная.

— Вот именно, вот именно, — подхватил доктор Рестелли. — Сеньор Порриньо — если не ошибаюсь, так вас зовут, не следует забывать, что главная заслуга все-таки принадлежит властям, обнаружившим мудрую прозорливость, и что…

— Одно исключает другое, — оборвал его дон Гало. — В жизни не встречал властей, обнаруживавших какую бы то ни было прозорливость. В области торговли, к примеру, нет ни одного толкового правительственного указа. Взять хотя бы нормы по части импорта тканей. Что можно сказать о них? Разумеется: полная чушь. В Торговой палате, где я состою почетным председателем на протяжении уже трех пятилетий, я изложил свое мнение на это счет в виде открытых писем и представления в адрес Министерства торговли. И каковы же результаты, сеньоры? Абсолютно никакие. Вот оно, ваше правительство.

— Позвольте, позвольте. — Доктор Рестелли начинал петушиться, и Лопеса это особенно забавляло. — Я далек от того, чтобы безоговорочно защищать деятельность правительства, однако же, как преподаватель истории, обладаю, если можно так выразиться, чувством исторического сравнения, а потому смею утверждать, что нынешнее правительство, как вообще правительства в своем большинстве, являет собою умеренность и уравновешенность пред лицом частного предпринимательства, весьма уважаемого, не спорю, однако же стремящегося завладеть тем, что не может быть ему предоставлено без ущерба для интересов нации. И это касается не только частного предпринимательства, но в равной мере и политических партий, общественной морали и городского управления. Главное — избежать анархии, подавить ее в самом зародыше.

Бармен начал разносить кофе с молоком. И одновременно с большим интересом прислушивался к разговору, шевеля при этом губами, будто повторяя услышанное.

— Мне — чай и побольше лимона, — распорядился дон Гало, не глядя на официанта. — Вот-вот, сразу же заговаривают об анархии, в то время как совершенно очевидно, что настоящая анархия идет от властей, только что прикрыта законами и указами. Вот увидите, что и это плавание обернется мерзостью, поганой мерзостью.

— Зачем же вы отправились в это плавание? — спросил Лопес как бы невзначай.

Дона Гало передернуло.

— А это разные вещи. Почему же мне не отправиться, если я выиграл в лотерею? К тому же недостатки всегда вскрываются на месте.

— В соответствии с вашими идеями недостатки можно предвидеть, не так ли?

— Да, конечно. А вдруг по случайности все выйдет хорошо?

— Другими словами, вы признаете, что иногда официальное начинание может оказаться удачным, — сказал доктор Рестелли. — Я лично стараюсь проявить понимание и поставить себя на место властей. («Как бы ты этого хотел, неудавшийся депутатишко», — подумал Лопес скорее с симпатией, чем злобно.) Руль государственного управления — вещь серьезная, мой высокочтимый собеседник, и, к счастью, находится в хороших руках. Возможно, недостаточно энергичных, но вполне благонамеренных.

— Вот оно, — сказал дон Гало, энергично намазывая маслом гренку. — Вот и договорились до твердой руки. Нет, суть не в этом, нужна хорошо развитая торговля, свободное движение капитала, благоприятные условия для всех, в определенных пределах, разумеется.

— Это вещи вполне совместимые, — сказал доктор Рестелли. — Однако необходима крепкая власть с широкими полномочиями. Я признаю и всячески поддерживаю демократию в Аргентине, но я решительный противник того, чтобы смешивать свободу со вседозволенностью.

— А кто говорит о вседозволенности, — сказал дон Гало. — В вопросах морали я строже, чем кто-либо, черт подери.

— Я употребил это слово в более широком значении, но коль скоро вы имеете в виду его общепринятое употребление, я рад, что наши взгляды в этом вопросе совпадают.

— Равно как и в том, что это сладкое повидло очень вкусно, — сказал смертельно заскучавший Лопес. — Не знаю, заметили ли вы, что мы уже некоторое время стоим на якоре.

— Что-то поломалось, — сказал дон Гало с удовлетворением. — Эй! Стакан воды!

Они вежливо поздоровались с вошедшими один за другим доньей Пепой и остальным семейством Пресутти, которые, не переставая говорить, устроились за столиком, где было побольше масла. Мохнатый подошел к ним, словно давая возможность получше разглядеть его пижаму.

— Привет, как дела? — сказал он. — Видали, что делается? Стоим у Килмеса, и все тут.