Читать книгу - "Зови меня Яга - Ольга Шильцова"

– Спи, дура, – отозвался из своего угла Первак. – Ждан своих вообще не вспомнит.

– Сам спи, – пискляво возмутилась проснувшаяся Голуба и тоже заплакала.

Заворочался в колыбели маленький Ждан, и я зашипела рассерженно:

– Нынче вы все Щукины дети, поняли! Щукины – так и говорите каждому. Друг другу братья и сёстры.

Дети немного притихли. Потом Первуша тихо и серьезно сказал:

– Я запомню, тётка Яга.

– И я, я тоже, – доносились тонкие голоса вокруг. Они не видели ни меня, ни друг друга в темноте, зато я видела их. Пообещав сделать всё, чтобы эти дети остались жить, я не говорила ничего о «жить счастливо». Сердце, однако ныло от чужого искреннего горя, и я попробовала объяснить:

– Тебе не надо их помнить, Дарёна. Только знать, что была желанной и любимой – а разве дали бы тебе такое имя, коли не так? Вырастешь – наклонись над чистой водой и увидишь там немного отца и немного матери. В тебе они живут, а после – в детях твоих.

Рыдания стихли, и я добавила:

– Замечали, поди, что детки часто на бабу или деда больше похожи, чем на родителей? Ну вот. Спите, галчата, не злите старую ведьму!

– Ты не старая! – радостно воскликнул Богдан, но остальные зашикали на него. Я вздохнула. Против того, что ведьма, не возразил ни один.

С окончанием зимы дни полетели пугающе быстро. Мысленно собираясь в дорогу, я бог знает зачем засеяла огород. Лето вступило в свои права – даже после ливня вода не стояла, растения жадно пили небесную влагу. Кошки нежились на солнце, козы яростно уничтожали кустарник в округе – мало заготовила веников в этом году, и они изголодались по веткам.

Пава исчезла в начале весны, и я предполагала худшее. Но ведь ворона могла не погибнуть, а отправиться искать Птицелова. А потом умная птица показалась вновь, но лишь чтобы выпросить еды, а после сразу исчезала в лесу.

– Какая же я дура! – наконец, воскликнула я, когда заметила рядом с ней другую ворону. – Ты высиживала яйца!

Ворона согласно каркнула, схватила кусочек засохшей каши и снова улетела. Проводив её взглядом, я обернулась в сторону поля – слишком истошными были детские крики, доносившиеся оттуда. Они всегда были шумными, и часто бегали взапуски, но сейчас они мчались так, словно их преследуют. А я…Я просто стояла столбом, не в силах сообразить, что делать, если и впрямь. Первуша, оправдывая имя, добежал до меня первым, и нагнулся, уперевшись руками в колени – отдышаться.

– Тётка Яга! Там! Пришли!

Заныло тревожно сердце, но тут паренёк набрал в грудь побольше воздуха и сообщил:

– Витязи наши! Раненные почти все, и царевич с ними, настоящий, а конь у него!

– Сам рыжий, а грива точно золотая, – медленно как во сне произнесла я, и Первак удивленно поднял на меня красное вспотевшее лицо:

– Ага, такой! Копыта с тарелку, ей-богу, а хвост землю метёт!

Добежали остальные дети, загалдели, но я не слышала. Пришёл-таки, Ванька!

– Быстро! Воду ставьте, очаг во дворе растопите, кормить гостей надо, – шуганула я своих маленьких помощников, взяла на руки изрядно потяжелевшего Ждана и пошла по тропинке, щурясь от солнца.

– Ну, здравствуй, Яга! – гулко произнёс Иван, ехавший далеко впереди обоза. Я молча рассматривала его, позабыв все слова. Всё те же широкие плечи и богатырская стать, но лицо словно осунулось, глаза постаревшие, уставшие. Он с изумлением рассматривал Ждана, извивающегося у меня на руках. – Надеялся, что твой дом уцелел. Людям отдых нужен.

Я невольно подняла брови, и царевич поправился:

– И ты, конечно. Рад, что ты жива и здорова.

– Даже лучше – обзавелась детьми. У меня их семеро по лавкам, – усмехнулась я, наконец, разлепив губы. Иван спрыгнул с коня и повёл его под уздцы, шагая рядом со мной.

– Ты изменилась, – заметил царевич, и я кивнула:

– Ты тоже.

Мы снова замолчали.

– Слышала, ты женился?

– Откуда? – вскинулся и будто бы взъерошился Иван, и я отшутилась, хоть и недалеко от правды:

– Птичка на хвосте принесла. Не на Василисе ли часом?

– На ком? – непонимающе нахмурился Иван-царевич, и я разочарованно вздохнула. Успела же себе напридумывать! Такая была бы пара красивая. Но на нет и суда нет. – Жена моя нынче чужеземка, дочь хана. Примирились с их народом, союз скрепить надо было. Братья старшие уже женаты, так что…

Он с досадой поморщился, и мне стало за него немножко обидно – видно, не заладился династический брак. Сказать, что стерпится-слюбится – не поверит ведь.

– И где твоя жена? – грубовато поинтересовалась я.

– При дворе у батюшки, сразу уехала. А теперь и я туда путь держу. Брат в крепости остался на границе, а меня с ранеными домой отправили, кто уже к бою не годен.

– Помогу всем, чем смогу, – искренне пообещала я, но вместо благодарности царевич бросил на меня хмурый взгляд, в котором ясно читалось: «Куда ты денешься!».

Глава 24

Кто не мог идти или ехать верхом – сидели и лежали на телегах. Я невольно поёжилась, увидев воинов с короткими культями – у кого не было руки выше локтя, у кого ноги. Живое воображение рисовало мне условия, в которых здесь проходила ампутация – и я в который раз изумилась живучести этих людей.

Закашлял надсадно седой витязь – поднесла ему кружку парного молока и присмотрелась, не знакомо ли его лицо. Ну, точно!

– Добрая ты баба, Яга, будь здорова, – обратился он ко мне, возвращая пустую чашку. Этот старик был среди небольшого отряда Ивана в первую нашу встречу.

– И тебе не хворать, – кивнула я, но тот возразил:

– Отвоевался. Предки поди заждались. Кашель как прицепился с зимы – не отпускает.

– Погоди помирать, доживи до редьки, – пихнул его в бок сосед. – Сок с мёдом смешать – верное средство, говорю!

Улыбнувшись, я отошла, стараясь найти взглядом каждого из детей. Работы у нас прибавилось так, что невпроворот. Голуба с Дарёной взялись стирать и кипятить полотно на повязки, Забава возилась на кухне – воины справлялись и без нас, но и мне, и детям надо было что-то есть кроме запеченных яиц, молока, да зелени с огорода. Богдан не отходил от лошадей, одинаково привечая и статного жеребца, на котором ездил Иван, и обозную клячу – старого тяжеловоза. Первак приставал к воинам с расспросами, тянулся восхищенно к оружию – так и хотелось отвесить ему подзатыльник.

Сам же Иван, не спросившись и не дожидаясь темноты, устроился почивать в избе. Спал он так крепко и неправдоподобно долго, что я тихонько подходила проверить – дышит ли. Дышал. Я перевязывала раненых, и те бодрились передо мной и перед детьми – отдохнем, мол, немного, а потом зададим бусурманам жару.

Проснулся царевич к вечеру следующего дня. В одних портках отправился к колодцу – плескаться в ледяной воде. Подала ему утиральник с каменным лицом, и тот впервые с момента нашей встречи улыбнулся, смущенный:

– Яга. Вчера не по вежеству как-то получилось, серчаешь?

После сна кудрявый богатырь снова стал похож на себя прежнего – на Ивана я никогда не могла сердиться долго. Сказала только:

– Пустое. За стол садись, да поговорить бы.

Мы шли по полю, едва не соприкасаясь руками. Подставив лицо теплому ветру, я думала, как правильно начать беседу. В итоге Иван заговорил первым – ему нужно было поделиться с кем-то пережитым. Он был воспитан воином, но хоронить товарищей одного за другим, а после узнавать, что вчерашние враги теперь союзники – тяжелое испытание. Не удивительно, что за год царевич постарел, казалось, лет на пять.

– Иван, детей надо забрать отсюда. Поможешь?

Он задумчиво покивал головой.

– Их Щука привел. Паренек, что у тебя в дружине отроком был.

Иван-царевич остановился как вкопанный, схватил меня за плечи, и переспросил изумленно:

– Щука?! Думал его в живых уж нет.

– Его и нет, – я опустила глаза и мягко высвободилась из медвежьей хватки. – Здесь лежит. Но он привёл сюда этих детей. Я обещала позаботиться о них.

– Он оставался на дальней заставе. Да это название одно. Стены давно разрушились, воинов справных мало – кто стар, кто млад. Ну