Читать книгу - "Хлеб великанов - Мэри Вестмакотт"

— Джо, помнишь того человека, вчера?

— Какого человека?

— Из Армии спасения… он еще произносил какие-то ханжеские фразы. И одну прекрасную, из Библии. «В эту ночь душа твоя будет призвана от тебя». Я еще потом сказал — интересно, каково это — быть спасенным. Так вот, я знаю!

Джо уставилась на него. Вернон?! Не может быть.

— Ты хочешь сказать… — Трудно было выразить это в словах. — Вернон, ты хочешь сказать, что вдруг «уверовал», как это говорится?

Сказав, она почувствовала, как смешно это звучит, и с облегчением услышала, что он прыснул со смеху.

— Уверовал? Боже мой, конечно нет, хотя кое-кто, может, и понял бы это так. Интересно… Нет, я имел в виду… — Он помедлил и потом выговорил одно слово так тихо, как будто не смел его произнести: — Музыку.

— Музыку? — Она была огорошена.

— Да. Джо, помнишь няню Френсис?

— Няню Френсис? Нет. Кто это?

— Конечно, ты не можешь помнить, это было до тебя — когда я сломал ногу. Я хорошо помню, что она мне сказала. Что не надо торопиться убегать, сначала надо хорошенько посмотреть. Это сегодня со мной и случилось. Я больше не мог убегать, я должен был посмотреть. Джо, музыка — это самая замечательная вещь в мире.

— Но… но ты… ты всегда говорил…

— Знаю. Вот почему это и был такой ужасный шок. Я не говорю, что музыка прекрасна сейчас — но она могла бы быть прекрасна, если бы мы услышали ее такой, какой она должна быть! Отдельные куски в ней безобразны, это как на картине: видишь мазок серой краски, но отойди подальше, и увидишь, что это прелестная тень. Надо видеть в целом. Я по-прежнему считаю, что одна скрипка — безобразно, и пианино — это гадость, но в некотором роде может быть полезно. Но, Джо! О! Музыка могла бы быть так чудесна, я знаю!

Джо ошеломленно молчала. Теперь она понимала смысл его первых слов. На лице у него было странное отрешенное выражение, как у человека, охваченного религиозным экстазом. И ей было немного страшно. Обычно его лицо почти ничего не выражало — теперь оно выражало слишком многое. Пугающее и в то же время восхитительное — все зависит от угла зрения.

А он продолжал говорить не столько ей, сколько себе:

— Представляешь, было девять оркестров. В полном составе. Звук может быть великолепным, если он полный. Я не имею в виду громкость; тихий звук дает тебе еще больше. Но его должно быть достаточно. Не знаю, что они играли — наверное, ничего стоящего. Но это показало, что… что…

Взгляд ярких сверкающих глаз устремился на нее.

— Нужно так много всего знать, выучить. Я не хочу играть пьесы — только не это. Но я хочу все знать о каждом инструменте. Что он умеет, какие у него возможности, какие ограничения. И еще ноты. Есть ноты, которыми не пользуются, а надо бы. Я знаю, что они есть. Знаешь, Джо, на что сейчас похожа музыка? На крепкие нормандские опоры в склепе Глостерского собора. Она в самом своем начале.

Он замолчал, мечтательно подавшись вперед.

— Послушай, а ты не свихнулся? — спросила Джо.

Она постаралась произнести это буднично, как бы между прочим, но на самом деле невольно оказалась захвачена его горячностью. А она-то всегда считала, что Вернон — этакий копуша, консервативный, полный предрассудков, лишенный воображения.

— Надо начинать учиться. Как можно скорее. О, это ужасно! Потеряно двадцать лет!

— Чушь, — сказала Джо. — Ты не мог заниматься музыкой в колыбели.

Он улыбнулся. Он постепенно выходил из транса.

— Думаешь, я свихнулся? Наверное, так может показаться. Но нет! О Джо, какое страшное облегчение! Как будто годами притворялся, а теперь притворяться не надо. Я ужасно боялся музыки. Всегда! А теперь…

Он распрямил плечи.

— Я буду работать — работать как негр! Изучу досконально — снаружи, изнутри — все инструменты. Кстати, в мире должно быть больше инструментов. Гораздо больше. Должны быть такие, которые могут выть и рыдать, я где-то слышал. Этих одних нужно штук десять-пятнадцать. И полсотни арф.

Он сидел, планируя и компонуя детали. Джо казалось это чистой ерундой, но ей было ясно, что Вернон все отчетливо видит внутренним зрением.

— Через десять минут ужин, — робко напомнила Джо.

— Да ну? Вот досада! Я хочу побыть один, подумать, послушать то, что у меня в голове. Скажи тете Этель, что у меня голова болит или что я захворал. Я в самом деле думаю, что заболеваю.

Это убедило Джо сильнее всего. Знакомая домашняя хитрость: если что-то тебя выбило из колеи, не важно, хорошее или плохое, то всегда хочется заболеть! Она сама такое частенько испытывала.

Она в нерешительности стояла в дверях. Какой странный у него вид! Совсем на себя не похож. Как будто… как будто… Джо нашла подходящее слово: как будто он вдруг ожил.

Она даже слегка испугалась.