Читать книгу - "Царица поверженная - Маргарет Джордж"

– Да. Для меня это единственный способ принять участие в битве, – ответил он. – Снять все, что не способно помочь нам, и будь я проклят, если это золото пойдет на пользу кому-то другому!

Мардиан не имел семьи, так что оставить драгоценности ему было некому. Так же как некому оплакать его после кончины. Надо же, я подумала обо всем, кроме этого. Я считала, что он должен остаться и проследить за ходом дел, как бы они ни обернулись. А ведь римляне не позволят этого и подвергнут моего советника гонениям, как и членов моей семьи.

– Мардиан, – промолвила я, поразмыслив, – я дала тебе столько указаний о дальнейших действиях, и только сейчас до меня дошло, что все это от недомыслия. Не потому, конечно, что на тебя нельзя положиться. Но тот, кто стремится отомстить мне, обратится и против тебя. Забудь мои распоряжения и иди с нами. Когда настанет время, я дам тебе знак.

– Идти – куда?

– Вместе со мной, Хармионой и Ирас. Мы решили, что нам делать. Не стану говорить о подробностях – думаю, ты сам понимаешь. То, что не высказано, не может быть оспорено. Скажу лишь, что мы с радостью примем тебя в наш круг. Я предлагаю тебе верное, надежное убежище. Единственное убежище, недоступное для Октавиана.

– Понимаю. Иного выхода нет. – Он угрюмо кивнул.

Голос его звучал печально. Может быть, он до последнего момента надеялся, что я предложу какой-то иной, чудесный выход? Или поверил, что я смиренно согласилась с Олимпием?

– Нет, – подтвердила я. – У Олимпия нет ключей, отворяющих двери в тайный дом смерти. При всем его желании.

Олимпия они оставят в покое, и у него будет возможность выполнить мое поручение. Если захочет, он сможет отправиться в Рим и увидит триумф. Да, он останется свободным.

– Спасибо за предложение, – сказал Мардиан, словно я пригласила его на изысканный пир. Впрочем, в определенном смысле так оно и было. – В случае необходимости я его приму. Но возможно, этой необходимости не возникнет. Город подготовлен к обороне, соотношение сил не безнадежное. И благородный Антоний, кажется, стал прежним…

– Да. Он пришел в себя.

Однако и прежнему Антонию случалось проигрывать сражения.

Спустился сумрак – глубокий, плотный, пурпурный сумрак, столь же интенсивный, как и день, за которым он последовал. Город заливал мягкий фиолетовый цвет, исходивший, казалось, от самого моря. В такие вечера александрийцы устраивали приемы и посещали собрания, где наслаждались как игрой ума, так и тонкими иноземными винами и деликатесами. Но сегодня, в столь дивный вечер, улицы оставались пустынными.

Явились слуги, чтобы зажечь лампы. Немногие оставшиеся слуги. Большую часть наемных служителей дворца я отослала домой, остались только рабы и самые преданные из свободных. Всегда заполненный толпами служителей, дворец был многоцветным и шумным, а теперь опустел и затих.

В комнатах затеплились окруженные желтыми ореолами светильники. И тут мы услышали это – стук копыт у ворот. Мы оба вскочили и сцепили руки. Что бы там ни было, момент настал. Я закрыла глаза и сделала глубокий вздох.

От ворот доносился шум, людские голоса, храп и ржание коней. Некоторые из всадников держали факелы, и это позволяло разглядеть, что прибывшие – римляне. Но чьи римляне? Они смеялись, вертелись в седлах, переполненные радостным возбуждением.

Присмотревшись, я узнала ехавшего с непокрытой головой Эроса. Его конь приплясывал, а сам он размахивал факелом.

– Эрос! – крикнула я и тут позади него увидела Антония.

Он поднял глаза – взгляд у него был ликующий. Я схватила Мардиана за руку, и мы вместе ринулись вниз по лестнице, а потом во двор, где толпились всадники.

– Моя царица! – воскликнул Антоний.

Он наклонился, поднял меня на высоту седла и крепко поцеловал в губы. Пока поцелуй продолжался, я висела в воздухе и почти не могла дышать.

– Мы сделали это! – промолвил он, усадив меня в седло перед собой. – Мы налетели на них так неожиданно, что они еле успели вскочить на лошадей. Мы перебили сотню, а то и больше, остальные пустились наутек, к своему Октавиану. – Он смеялся, осыпая меня поцелуями. – Слышала бы ты, как они вопили! Как ошпаренные коты.

Канидий тем временем затащил на свое седло Мардиана, и мы обменялись улыбками. Нахлынуло облегчение: похоже, приготовления к смерти оказались преждевременными.

– Вперед! Выпьем! Отметим это! – кричал Антоний моим людям. – Любовь моя, у тебя найдется, чем угостить солдат?

– Повара во дворце остались, – заверила я его. – Мы все устроим как надо.

– И вина! Столько, чтобы хватило для веселья, но не хватило для похмелья. Да, и музыка – нужна музыка!

– Да. Сегодня будет все.

Он рассказал подробности. О том, как они вылетели из ворот, промчались галопом около пяти миль мимо рощи Немезиды, где находился мемориал Помпея, и прибыли на место, когда там только начались работы по устройству лагеря. Люди Октавиана рыли траншеи, размечали линии, чтобы ставить по ним палатки, но ничего другого сделать еще не успели. Солдаты и лошади отдыхали, и когда они увидели приближавшихся всадников Антония, кавалеристам едва хватило времени, чтобы вскочить в седла. Они проделали долгий переход, устали, их застигли врасплох, и серьезного сопротивления они оказать не смогли. Многих порубили на месте, остальные рассеялись и разбежались.

– Некоторые скакали прямо в море! – взахлеб рассказывал Антоний. – Не иначе звать на подмогу Посейдона. – Его сильные руки поднесли ко рту золотую чашу, и он сделал хороший глоток вина. – А самым смелым был мой помощник Авл Цельс. Не думая об опасности, он ворвался в самую гущу боя, разя налево и направо.

Я воззрилась на плотного молодого человека. Он так и не снял заляпанный кровью кожаный нагрудник и держал под мышкой покореженный множеством ударов шлем. Антоний позвал воинов на пир сразу по возвращении, не дав им даже переодеться.

– Для меня это удовольствие и долг, – с поклоном промолвил Цельс.

– Он слишком скромен, – отозвался Антоний. – Он являл собой подлинную десницу Марса. Я буду доволен – нет, горд! – если кто-нибудь из моих сыновей станет таким же доблестным солдатом.

– Мне кажется, тебе не помешает сменить доспехи, – сказала я молодому воину. – Думаю, золотой панцирь, прежде принадлежавший Полемону, подойдет в самый раз. Он твой.

Драгоценное оружие и доспехи из арсенала не переносили в мавзолей, ибо они занимали слишком много места.

– О нет… – Цельс попытался отказаться, но Антоний остановил его:

– Прими награду от царицы и от меня.

Цельс отправился в арсенал за подарком, а Антоний, склонившись, шепнул мне на ухо:

– Ты становишься