Читать книгу - "Война и мир. Том 3-4 - Лев Толстой"

Третьи историки, называющиеся историками культуры, следуя попути, проложенному общими историками, признающими иногда писателей и дамсилами, производящими события, еще совершенно иначе понимают эту силу. Они видятее в так называемой культуре, в умственной деятельности.

Историки культуры совершенно последовательны по отношению ксвоим родоначальникам, — общим историкам, ибо если исторические события можнообъяснить тем, что некоторые люди так-то и так-то относились друг к другу, топочему не объяснять их тем, что такие-то люди писали такие-то книжки? Этиисторики из всего огромного числа признаков, сопровождающих всякое живоеявление, выбирают признак умственной деятельности и говорят, что этот признакесть причина. Но, несмотря на все их старания показать, что причина событиялежала в умственной деятельности, только с большой уступчивостью можносогласиться с тем, что между умственной деятельностью и движением народов естьчто-то общее, но уже ни в каком случае нельзя допустить, чтобы умственнаядеятельность руководила деятельностью людей, ибо такие явления, как жесточайшиеубийства французской революции, вытекающие из проповедей о равенстве человека,и злейшие войны и казни, вытекающие из проповеди о любви, не подтверждают этогопредположения.

Но, допустив даже, что справедливы все хитросплетенныерассуждения, которыми наполнены эти истории; допустив, что народы управляютсякакой-то неопределимой силой, называемой идеей, — существенный вопрос историивсе-таки или остается без ответа, или к прежней власти монархов и к вводимомуобщими историками влиянию советчиков и других лиц присоединяется еще новая силаидеи, связь которой с массами требует объяснения. Возможно понять, что Наполеонимел власть, и потому совершилось событие; с некоторой уступчивостью можно ещепонять, что Наполеон, вместе с другими влияниями, был причиной события; нокаким образом книга Contrat Social [Общественный договор] сделала то, чтофранцузы стали топить друг друга, — не может быть понято без объясненияпричинной связи этой новой силы с событием.

Несомненно, существует связь между всем одновременноживущим, и потому есть возможность найти некоторую связь между умственнойдеятельностью людей и их историческим движением, точно так же, как эту связьможно найти между движением человечества и торговлей, ремеслами, садоводством ичем хотите. Но почему умственная деятельность людей представляется историкамикультуры причиной или выражением всего исторического движения — это понятьтрудно. К такому заключению историков могли привести только следующиесоображения: 1) что история пишется учеными, и потому им естественно и приятнодумать, что деятельность их сословия есть основание движения всегочеловечества, точно так же, как это естественно и приятно думать купцам,земледельцам, солдатам (это не высказывается только потому, что купцы и солдатыне пишут истории), и 2) что духовная деятельность, просвещение, цивилизация,культура, идея — все это понятия неясные, неопределенные, под знаменем которыхвесьма удобно употреблять слова, имеющие еще менее ясного значения и потомулегко подставляемые под всякие теории.

Но, не говоря о внутреннем достоинстве этого рода историй(может быть, они для кого-нибудь или для чего-нибудь и нужны), историикультуры, к которым начинают более и более сводиться все общие истории,знаменательны тем, что они, подробно и серьезно разбирая различные религиозные,философские, политические учения как причины событий, всякий раз, как им толькоприходится описать действительное историческое событие, как, например, поход12-го года, описывают его невольно как произведение власти, прямо говоря, чтопоход этот есть произведение воли Наполеона. Говоря таким образом, историкикультуры невольно противоречат самим себе или доказывают, что та новая сила,которую они придумали, не выражает исторических событий, а что единственноесредство понимать историю есть та власть, которой они будто бы не признают.