Читать книгу - "Война и мир. Том 1-2 - Лев Толстой"

— А знаете, графиня, — сказал он, вдругобращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, — у нас устраивается карусельв костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются уКарагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? — проговорил он.

Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз слица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что онвосхищается ею. Ей было это приятно, но почему-то ей тесно и тяжело становилосьот его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что онсмотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучшесмотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, чтомежду им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегдачувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пятьминут чувствовала себя страшно-близкой к этому человеку. Когда онаотворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, непоцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала,что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элени на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занятаразговором с каким-то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отцаничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я ирад».

В одну из минут неловкого молчания, во времякоторых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее,Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва.Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что-то неприличное онаделает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.

— Сначала мне мало нравилась, потому что, чтоделает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины, ] неправда ли? Ну а теперь очень нравится, — сказал он, значительно глядя на нее. —Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, — сказал он, и, протянув руку к еебукету и понижая голос, сказал: — Vous serez la plus jolie. Venez, cherecomtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая.Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок. ]

Наташа не поняла того, что он сказал, так жекак он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличныйумысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, чтоон сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади такблизко от нее.

«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надопоправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы неоглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, идобродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как ион, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним иею нет никакой преграды.

Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел изложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно ужеподчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней,уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, окняжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всёто было давно, давно прошедшее.

В четвертом акте был какой-то чорт, которыйпел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустилсятуда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что-то волновало и мучилоее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следилаглазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их каретуи подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа,взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежноулыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла яснообдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась,и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула ираскрасневшись выбежала из комнаты. — «Боже мой! Я погибла! сказала она себе.Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрывраскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было снею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала.Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале,где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке сблестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен ввосторге кричали браво, — там под тенью этой Элен, там это было всё ясно ипросто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. — «Что это такое?Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызениясовести, которые я испытываю теперь»? думала она.

Одной старой графине Наташа в состоянии былабы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своимстрогим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы еепризнанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.

«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет?спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура,что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем невызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила онасебе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, чтокнязь Андрей может любить меня и такою. Но какою такою? Ах Боже, Боже мой!зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой-то инстинктговорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было — инстинкт говорилей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять всвоем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себелицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время какон пожал ее руку.