Читать книгу - "Собрание сочинений. Том 9. Снеговик. Нанон - Жорж Санд"

и доверить мой грандиозный план. Но я не стала говорить о нем как о чем-то твердо мною решенном, не выставила монастырь главной целью моих честолюбивых намерений, нет, я попросила совета в самой общей форме: возможно ли при нынешнем положении дел с пустыми руками составить себе состояние, ежели представляется такой случай, как при продаже национальных имуществ?

Он внимательно выслушал меня, поглядел проницательным взглядом, расспросил про кое-какие мелочи и наконец ответил мне так:

— Мой дорогой друг, ваш замысел превосходен, и нужно его воплотить в жизнь. Вам следует купить у меня монастырь со всеми угодьями. Мне не нужны барыши — я приобрел его из чистого патриотизма, и моя цель будет достигнута, если эта покупка поставит на ноги такую трудолюбивую и честную семью, как ваша. Вы должны выйти замуж за молодого Франквиля и принести ему монастырь в приданое.

— Пусть так. Но мне понадобится большая рассрочка — согласитесь ли вы на нее?

— Я дам вам двадцать лет на погашение долга. Надеюсь, достаточно?

— Стало быть, я буду выплачивать по тысяче франков в год, не считая процентов. Да, вполне достаточно.

— Мне не нужны проценты.

— В таком случае наша сделка не состоится. Эмильен человек гордый — он почтет это милостыней с вашей стороны.

— Хорошо. Согласен и на проценты — на два процента в год. В наших краях это обычный доход с земли, сдаваемой в аренду.

— Нет, не меньше двух с половиной процентов.

— Я вполне удовольствуюсь и двумя, ибо в настоящее время Франквиль не приносит мне ни одного. Просто чудо, что вы ухитрились превратить монастырское поместье в источник доходов для меня. Признаться, я несколько лет терпел одни убытки, поэтому будем считать сумму, которую вы мне сейчас вручили, первым взносом за покупку поместья. Начиная с этого дня монастырь ваш. Поскольку вы несовершеннолетняя, оформить купчую невозможно. Но достаточно и того, что мы договорились на словах, а на случай моей смерти до вашего совершеннолетия я составлю завещание и укажу, как распорядиться монастырскими угодьями. Если понадобится, в роли покупщика выступит Дюмон. Я все устрою, вы об этом не беспокойтесь… А теперь позвольте мне сказать вам, что вы ничуть мне не обязаны. Не я вам, а вы мне оказываете услугу. Я хочу вложить все свои средства во Франквильские земли — иначе они так и не станут приносить дохода. Своей работой в монастырском поместье вы меня полностью убедили в том, что его процветание зависит от долгих и непрестанных усилий. Не будь вас, мне пришлось бы на многие годы забыть о доходах с монастыря, а теперь, предложив платить проценты со вложенного капитала, вы прямо-таки снимаете камень у меня с души. Я даже боюсь, как бы условия нашего договора не оказались чересчур обременительны для вас и выгодны лишь мне одному. Подумайте хорошенько, прежде чем окончательно решиться.

— Я все обдумала и взвесила заранее, — ответила я. — Буржуа смотрит на землю как на место увеселений, куда он изредка наезжает; для крестьянина же эта земля — настоящее сокровище. Он на ней живет, с нее же и кормится. У него нет ваших потребностей, ему не обязательно пышно принимать гостей и непривычно жить в довольстве и на широкую ногу. Вы сами когда-то говорили, что, прежде чем поселиться в монастыре, в нем все надо перестроить и переделать. И жизнь в этих местах обходилась бы вам очень недешево, ибо на нашей земле не родится даже то, что вам привычно видеть каждый день на столе. Мы же совсем другие люди — мы носим платья из грубого дрогета или другой домотканой материи, которые сами же и шьем, летом ходим босые, а зимою в сабо, едим репу, гречиху, каштаны и премного довольны, пьем с удовольствием кислую терновую наливку, все делаем собственными руками, не нуждаясь в помощи слуг, и только здоровеем от этого, ежедневно и ежечасно присматриваем за хозяйством, трудимся днем, что куда полезнее вашей ночной работы, по сантиму откладываем и копим, чего вы и вообразить себе не можете, — и берем у земли все, что только она в силах нам отдать. А стало быть, выплачивая вам два процента годовых, я сумею еще кое-что приберечь, чтобы возместить вам и основную сумму. Таким образом, наша сделка выгодна для обоих, и будем считать, что мы заключили ее.

— Нам следует подумать о приоре, — сказал господин Костежу. — Бедняга совсем обессилел и может жить только в монастыре. Я уверен, что вы не выселите его, но уход за ним…

— О, не беспокойтесь! Это я возьму на себя.

— Но, милая Нанетта, у вас появится лишний расход. Не лучше ли пустить проценты, которые вы решили платить мне, на содержание приора?

— В этом нет никакой нужды.

— Но это было бы для вас подспорьем. Вы затеваете большое дело, почти ничего не имея за душой…

— Представим себе, что я затеваю это дело с больным отцом на руках, — естественно, что в графу расходов входило бы и его содержание, и при нужде я экономила бы на собственной еде, только чтобы он был сыт. Мне это нетрудно, как, впрочем, и многим другим людям.

— Но я тоже вправе считать приора как бы престарелым и немощным своим родителем, о котором обязан заботиться. Послушайте, Нанетта, добрая вы душа, почему бы мне не разделить с вами это приятное занятие? Скажем, при жизни приора вы будете выплачивать мне один процент. Да, решено, я так хочу, и таково мое последнее слово.

Нашу сделку мы договорились держать в тайне. Я не хотела посвящать в нее даже приора, дабы не ущемить его самолюбия: ведь он все еще считал себя монастырским экономом, поскольку писал по моей просьбе кое-какие деловые бумаги, хотя я сама составила бы их лучше и быстрее. Про купчую я рассказала одному Дюмону, и старик так обрадовался, что, желая освободить меня от нескольких годовых взносов, тут же решил вручить господину Костежу три тысячи франков — свои сбережения, которые он хранил в банке, принадлежащем брату нашего друга. Для этого нужно было обменяться расписками, что я и сделала, считая себя не вправе мешать нашему достойному другу частично обеспечить будущее Эмильена, так как старик все делал для него. Я тоже хотела нашу купчую оформить на имя Эмильена, но господин Костежу ни за что не согласился.

— Мало ли что может случиться, — сказал он. — Конечно, молодой Франквиль — честнейший малый и к тому же, как я убедился, весьма работящий, но не знаю, обладает ли он вашим