Читать книгу - "На круги своя. Повесть и рассказы - Александр Федорович Тебеньков"

старенькие, много раз чиненые туфли, обветренные руки с грубой, не по годам, кожей. Складочки у губ, совсем не девчоночьи. И глаза – странные, не детские, но еще и не взрослые…

Он сидел, молча курил, не представляя, что говорить.

Больше всего ему хотелось сейчас встать и уйти. И вернуться сюда потом, подготовившись, настроившись психологически. То, с чем он шел сюда, улетучилось, смысла говорить о каких-то там оценках, пропусках уроков и тому подобной чепухе он совершенно не видел. Он чувствовал здесь совсем другой мир, в котором абсолютно не ориентировался. Мир этот явно чужд Константину Петровичу, а потому непонятен. Вторгаться же в него со своими словами и понятиями было нелепо, неуместно.

Константин Петрович запоздало пожалел, что не поговорил предварительно с Эльвирой Григорьевной, бывшей классной руководительницей этого класса. Днем он лишь заглянул в журнал восьмого «а», узнал, что отца Веры зовут Василием Архиповичем, он кочегар в ЖЭКе, а мать, Лидия Кузьминична, работает санитаркой в санэпидемстанции и старше отца на четыре года…

Верка сидела на табуретке, чинно сложив руки на коленях, настороженно поглядывала на Константина Петровича, пряча от него глаза. Константин Петрович встал, прошелся по кухне, стряхнул пепел в раковину.

Указав на поломанную игрушку, спросил:

– У тебя кто, сестренка или братишка?

– Сразу двое, – Верка улыбнулась. Несмело, но улыбнулась. – И сестренка, и братишка, Васёк и Настенька. Они близнята, пять лет им.

Она слегка оживилась, села свободней, раскованней. Разговор о брате и сестре был ей приятен, она отвечала охотно и обстоятельно.

– А где же они?

– Они позже придут. Они у нас в круглосутке, домой забираем в среду и пятницу. А утром в четверг и в понедельник снова в садик. Он неподалеку, дорогу переходить нигде не надо, они сами ходят. Большие уже, – она опять улыбнулась, став снова той самой Верой Петровой из восьмого «а», которую привык видеть Константин Петрович.

Раздался стук в дверь – громкий, настойчивый. Похоже, стучали ногой.

– — Вот и они! – Верка вскочила с места. – А я думала, они после садика еще погуляют. Я сейчас… можно, Константин Петрович?

– Да-да, конечно.

Верка мигом скрылась в прихожей. Щелкнул замок, открылась дверь, и Константин Петрович вдруг услышал мужской голос:

– А-а, это ты! Ну-ка, помоги!

Из прихожей донеслась возня, что-то глухо ударило в стену. Верки слышно не 6ыло, раздавался только властный и прыгающий мужской голос, то громкий до крика, то снижающийся до неразборчивого бормотания: «Что?.. Я тебя спрашиваю! Мать где?.. Спит? Я ей покажу спать! Я покажу, как мужа не встречать!.. Верка, стервь, а ну, быстро ее сюда!.. Что?.. Зачем пришел? Я его звал?.. Да ты мне рот не затыкай, назатыкаешься у меня! А ну, давай его сюда!.. Почему на кухне? Почему на кухне, я тебя спрашиваю! Уважаемый гость – и на кухне!.. В залу веди, в залу!.. Нет, постой, я сам!»

Из темноты прихожей показалась щуплая фигура, и хоть пальто и шапки на нем не было, Константин Петрович с удивлением узнал того мужичонку, что уже дважды попадался ему сегодня на пути.

«Однако, бог троицу любит!» – ошеломленно подумал он.

Мужичонка остановился на пороге, повертел головой из стороны в сторону, словно у него затекла шея, и уставился в упор на Константина Петровича.

– Здравствуйте, Василий… э-э… Архипович.

– Здрасьте, наше вам… Учитель? А? Или врет Верка…

– Нет, она не обманывает, я ее классный руководитель.

– А-а, ну ладно тогда, здорово!

Константин Петрович сделал шаг вперед, пожал вялую, влажную руку и представился.

– Идем в залу, чего тут-то, – с пьяной властностью заявил Петров. И отшатнулся к стене, развинченным жестом приглашая Константина Петровича пройти. Константин Петрович шагнул мимо него по коридору, но дорогу заступила Верка.

– Извините, Константин Петрович, – она опять стала незнакомой, совсем не школьной. – Извините, там… там не прибрано.

Константин Петрович только улыбнулся, как улыбаются люди, не знающие, что сказать, а Петров уже подталкивал его в спину:

– Идем, идем, ничего… Брысь с дороги, стервь! – это уже было адресовано дочери.

Константин Петрович перешагнул порог темной комнаты и остановился. Новые ароматы ударили в нос. Верка осталась где-то позади. Петров пробирался вдоль стенки к выключателю, бормоча: «Счас, счас, айн момент!..»

Константин Петрович на мгновение зажмурился, а когда раскрыл глаза, увидел перед собой большую комнату, казавшейся еще большей из-за такого же скудного убранства, что и кухня. Стол у окна, диван с грудой тряпья, ободранный платяной шкаф, какая-то дерюга на полу, несколько стульев… В комнате, даже такой, чего-то не хватало, а чего – Константин Петрович никак не мог сообразить. Чего-то такого, необходимого и обязательного… А-а! – вдруг понял он. Телевизор! Не было телевизора. На стене висел черный ящичек ретрансляционного однопрограммного приемника – и все…

Петров подошел к дивану. Константин Петрович вздрогнул: на диване лежала не куча тряпья, как он подумал вначале, а укрытый невообразимым одеялом человек, которого Петров силился поднять.

– Ты, вставай! Давай, ну!.. Эй, вставай, гости у нас!

Человек не отзывался, не реагировал на щедрые тычки, словно прирос к дивану. Петров присел с ним рядом.

– Счас, – он мельком взглянул на Константина Петровича. – Я счас, все будет в ажуре.

Он снова повернулся к спящему, но вдруг резко нырнул головой вперед за торец дивана, невидимый от двери. Константин Петрович невольно подался вперед, словно хотел подхватить его, но тот уже разгибался с ликующим видом. В руке он держал, как разглядел Константин Петрович, едва початую бутылку.

– А ну ее к черту, – Петров, покачиваясь, подошел к Константину Петровичу. – Пусть себе дрыхнет. Пошли на кухню, поговорим… Во! – он показал свой трофей и скомандовал: – Айда!

И тихонечко, чуть ли не на цыпочках, направился из комнаты, по пути выключив свет.

…Константин Петрович сидел на скрипучей табуретке перед граненым стаканом, до половины наполненным темно-красной мутной жидкостью. Он был растерян и ясно понимал это. Он искал и не находил выхода из нелепейшего положения, в котором вдруг очутился, отлично понимая всю нелепость своего положения.

– Ну, за знакомство, значит, – Петров стукнул своим стаканом о его и медленно, морщась, выцедил вино. Вытирая рот, сказал: – Ты чего? Ну, давай!

– Спасибо, извините, я не пью.

– А? – не понял Петров. – Это как? Больной, что ли?

– Н-ну, почему больной… На работе не пью.

– Во, дает! – Петров изумленно уставился на него. – Какая тут тебе работа?

– Василий Архипович, вы, наверно, не поняли. Я учитель, классный руководитель вашей дочери. Пришел ее проведать и с вами поговорить.

– Ладно, учитель, пей!.. Рассказывай, что она вытворила.

Константин Петрович поднял стакан.

– Да нет, ничего она не натворила. Все в порядке, Василий Архипович. Я ее могу только похвалить. Хорошая, добросовестная девочка, учится хорошо, в поведении примерна…

– Верка! – не слушая Константина Петровича, крикнул Петров. – Верка, поди сюда, жив-ва!.. Ну, садись, рассказывай отцу, почему к тебе учителя домой ходят. Двоек, небось, нахватала? Или, это… стекло разбила? А?

– Василий Архипович! – Константин Петрович крутил в руках стакан и никак не мог заставить себя взглянуть на тихую, тоненькую фигурку в школьной форме, робко присевшую на краешек табуретки. – Может, пусть Вера идет, занимается своими делами… Вера, ты уроки на завтра выучила?.. Нет? Ну вот, пусть идет, учит уроки, а мы с вами…

– А-а, так ты еще уроков не учила? Значит, за тобой из школы приходят, а ты уроков не учила? Родной отец за тебя краснеть должен, да?.. Жив-ва, неси дневник! Слышь, кому говорю!

– Константин Петрович… – Верка подняла бледное лицо. – Константин Петрович…

– Василий Архипович, вы слышите? У меня к Вере никаких претензий нет. Ни-ка-ких! Понимаете?.. Я пришел поговорить с вами, познакомиться, так сказать.

– Ага! – Петров повернулся к Константину Петровичу. – Ага! К ней у тебя, значит, никаких npетензиев нет. Ага, понятно… У тебя, значит, ко мне претензии. Ну, давай, валяй!

– Собственно, какие у меня к вам претензии могут быть… Собственно, тоже никаких.

– Heту?.. Ну и ладно. Тогда выпьем. – Он снова наполнил свой стакан и выжидающе посмотрел на Константина Петровича.

– Василий Архипович, я же говорил…