Читать книгу - "Жизнь зовет - Владислав Александрович Колчин"

уровень механизации и автоматизации производства. Послевоенные годы, с их широким фронтом восстановительных работ и строительством большого количества новых предприятий, были преддверием сегодняшнего дня. На сегодня факторы, определяющие возможности широкой механизации и автоматизации всех отраслей промышленности, созданы.

И вот партия обратилась к нам, рядовым промышленной армии. Она призывает каждого принять участие в большом переустройстве отечественной промышленности. И мы, коллектив прокатчиков, верные традициям, делом отвечаем на призыв нашей партии…»

А когда перешел к мероприятиям, голос его зазвучал более твердо и уверенно.

«Изготовить и смонтировать восемь линий рольгангов общей протяженностью в двести сорок метров… Приобрести и установить правильную машину для проката мелких профилей… Автоматизировать управление процессом сжигания мазута в нагревательных печах…» — читал Груздев.

Закончил перечень мероприятий расчетом ожидаемого экономического эффекта.

«Двенадцать миллионов рублей в год, — прикинул Зимин, — изрядно! Справятся ли? — Однако тут же успокоил себя: — А что ты за секретарь будешь, если не поможешь справиться?»

Последняя фраза доклада прозвучала как клятва… «Прокатчики знают, — убежденно подчеркивал паузой каждое слово Груздев, — что их успехи в механизации и автоматизации технологического процесса в металлургии принесут успехи и в других отраслях промышленности, и потому сделают все, чтобы результаты были и чтобы они соответствовали требованиям времени…»

В зале раздались аплодисменты.

Последняя часть доклада нравилась Зимину меньше. Ему казалось, что сквозь четкий лаконичный стиль пробился кое-где этакий петушишка: гребень набок, глаза полуприкрыты в томной самовлюбленности и, подпрыгивая, этот петушишка нет-нет да и кукарекнет, заглушая сдержанный, ровный ход мыслей.

«Отдал дань себялюбию, — усмехнулся про себя секретарь, в упор разглядывая раскрасневшегося Груздева, уже усевшегося, нервно теребящего пуговицу пиджака. — Однако, волнуется. Пробрало… Но молодец! Не ожидал…»

— Очень приятно слышать, — выступил перед собранием Зимин, — что обращение нашей партии встретило в коллективе прокатного цеха, как и на всем заводе, такой горячий отклик.

Приятно сознавать, что, как это отмечалось в докладе начальника цеха, прокатчики уже сейчас имеют хорошие плоды своих работ в области механизации. Особенно можно гордиться тем, что первое слово, самое веское слово у вас сказано молодежью, товарищем Орликом, например. Жаль, что его здесь нет. Его предложение, его, как вы называете, «направляющую спираль» нужно безотлагательно распространить на другие родственные предприятия.

Хороши ваши перспективы. Хочется пожелать только, чтобы планы не оставались на бумаге. Задачи вы перед собой поставили богатырские. Выполнить их нелегко. Потому — бейтесь! Бейтесь каждый день, каждый час за их выполнение. Не свалитесь в кампанейщину. Помните, что ваш семилетний план расчленен на столько частиц, сколько дней в семилетии. Забудете про этот план на день — одна частица не будет выполнена. Пусть каждый член коллектива сердцем прочувствует его. Позвольте, товарищи, пожелать вам успеха в выполнении этого плана.

Яков Яковлевич мысленно уже подвел черту.

«Молодцы прокатчики», — бормотнул он про себя излюбленную фразу. Но вот в президиум поступила записка: «Просим Груздева рассказать о новом предложении Орлика».

Яков Яковлевич встал, коротко рассказал о новой работе молодого инженера и по единодушному требованию коллектива своей рукой вписал ее в цеховой план мероприятий.

Это несколько сбило его настроение, но вышел он с совещания как победитель — доклад прозвучал веско.

Не менее веско подействовало на настроение директора завода и главного инженера Сиверцева, задержанных Зиминым, письмо Петровны.

— Как? — спросил Зимин, когда они познакомились с содержанием письма.

— Гусь!.. — в голос выдохнули оба.

— Да, — подтвердил Зимин и спросил:

— Кого думаете ставить на его место?

Сиверцев, переглянувшись с директором, спросил в свою очередь:

— А как вам доклад Груздева… понравился? По-моему, перспективный план наметил начальник прокатного.

Зимин покачал головой.

— Вы себе верны, Леонид Аркадьевич. Верны себе и поговорке: «По мне хоть пей, да дело разумей». А поговорочка-то явно устарела.

Директор поддержал Сиверцева. Пожаловался на недостаток опытных инженерных кадров.

— Что ж, — прощаясь с ними, сказал Зимин, — все, что он заслужил, получит сполна, а уж коли вы в голос за него — быть по-вашему. Только я предчувствую — вам с Груздевым в прокатном цехе будет спокойнее жить, а мне — тревожнее. Да ничего, придется бывать почаще там.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

В это утро Петр шел на работу радуясь. На душе у него было легко — дела в цехе начали налаживаться.

В отделении Петра дожидался главный инженер Сиверцев.

На заводе Сиверцева побаивались, но любили. Копится, копится в человеке досада на его скрупулезную придирчивость, на колкие замечания, на чересчур уже деловой, сухой тон, а как дойдет дело до серьезного, все эти пустячные обиды забываются. Человек он был справедливый…

В цехах Сиверцев бывал ежедневно. Любил видеть все своими глазами. Иногда вмешивался в цеховые дела, но чаще только наблюдал. А уже потом, в кабинете, проводя совещание, поднимал тот или иной вопрос. И когда разгорался спор, лицо главного инженера было не то что хмурое, а настороженное, выжидающее. Вертикальная складка на переносице, плотно сжатые губы, прищуренные глаза и голос резкий, командный…

В разговорах всегда был краток и других выслушивал с нетерпением. Догадается тут же, о чем идет речь, и сразу оборвет: «Дальше, дальше…» Эта манера говорить многих и сердила подчас.

Вечное нетерпение сквозило во всем облике Сиверцева: в коротких решительных жестах, в высокой посадке головы, в четкой и быстрой походке.

Молодой, энергичный, неутомимый, с острой наблюдательностью и великолепной памятью, он не знал усталости. За день успевал сделать столько, сколько другому хватило бы на неделю. А когда рапорта рассматривал, словно кнутом хлестал. Сидит, хмурится, выговаривает, чертя по безупречно отпечатанному документу красные завитушки:

— «О», а не «а»… и запятую нужно. Что, в седьмом классе не учились?

Багровеет солидный, безукоризненно одетый человек, начальник отдела…

Первое время некоторые из осторожных людей уверенно предсказывали, осуждая горячность и смелость главного инженера: «Срежется… ишь, какой орел нашелся… Ни Главка не спросился, ни с директором не посоветовался — сам все…» Но месяцы шли, и Сиверцев не срезался и заметно было, что и директор не очень обижался на его единоличные решения, и Главк благосклонно подбадривал его через сотрудников своих, наезжавших на завод. И осторожные люди позабыли свои пророческие слова, стали говорить про Сиверцева совсем другое: «Хороший мужик! Сразу берет быка за рога — не раздумывает».

Бережно придерживая полу дорогого пальто, Сиверцев медленной поступью обошел вокруг странного на вид сооружения, толкнул ногой маховичок затвора, стукнул кулаком по боку цилиндра и, прослушав стихающий сердитый гул завибрировавшей стали, сухо спросил Орлика, не поднимая строго опущенных глаз:

— Кто же вам дал разрешение готовить такую карусель?

Петр, точно подхлестнутый, взметнулся. Слова Сиверцева задели его за живое. Но не имея, действительно, никакого разрешения, он