Читать книгу - "Дитя божье - Кормак Маккарти"

Выйдя на дорогу, ведущую в долину, он посмотрел вниз, на шоссе. Дорога в лунном свете лежала под легким шлейфом пыли, как река под мантией тумана, насколько хватало глаз. Сердце Балларда окаменело в груди. Он присел на корточки в дорожной пыли, пока дыхание не восстановилось. Затем он поднялся и снова начал подниматься в гору. Сначала он пытался бежать, но не мог. На то, чтобы преодолеть три мили до вершины, ушел почти час.

Он нашел винтовку там, где она соскользнула с крыла пикапа, проверил ее и пошел дальше в лес. Она лежала так же, как он ее оставил, и была холодной и окоченевшей.

Баллард выкрикивал проклятия, пока не задохнулся, потом встал на колени, взвалил ее себе на плечи и с трудом поднялся. Спускаясь с горы с этим грузом на спине, он был похож на человека, которого одолевает какой-то призрачный суккуб в виде сидящей на его спине мертвой девушки, раскинувшей ноги в стороны, словно чудовищная лягушка.

БАЛЛАРД НАБЛЮДАЛ за ними из седловины на горе, задумчиво сидя на корточках с винтовкой в руках. Дождь шел уже третий день. Ручей далеко внизу вышел из берегов, поля были затоплены, в простынях стоячей воды виднелись зимние сорняки и кормовые растения. Волосы Балларда свисали с его худого черепа длинными мокрыми прядями, с волос и с кончика носа капала мутная вода.

Ночью на склоне горы мерцали лампы и факелы. Припозднившиеся зимние весельчаки среди деревьев или какие-то охотники звали друг друга в темноте. В темноте Баллард прошел под ними, пробираясь со своим потрепанным скарбом по каменным туннелям внутри горы.

Ближе к рассвету он вылез из норы на дальнем склоне горы и осмотрелся, как сурок, прежде чем выйти на серый и дождливый дневной свет. Взяв в одну руку винтовку, а в другую одеяло со снаряжением, он направился через редкий лес к расчищенной земле.

Он перелез через забор на полузатопленное поле и направился к ручью. У брода ручей был вдвое шире, чем обычно. Баллард изучил воду и пошел дальше вниз по течению. Через некоторое время он вернулся. Ручей был совершенно непрозрачным. Густая, кирпичного цвета вода шипела в камышах. Он наблюдал, как утонувшая свиноматка с розовыми торчащими над водой ушами, подплыла к броду, медленно покрутилась и поплыла дальше. Баллард спрятал одеяло в зарослях осоки и вернулся в пещеру.

Когда он возвратился к ручью, тот, казалось, разлился еще сильнее. Он нес ящик со всякой всячиной, мужской и женской одеждой и три огромные мягкие игрушки, перепачканные грязью. Добавив к этому винтовку и одеяло, которое он уже принес раньше, он шагнул в воду.

Ручей бешеными крыльями забил по его ногам. Баллард пошатнулся, восстановил равновесие, перехватил груз и пошел дальше. Он еще не успел дойти до русла ручья, как вода уже доходила до колен. Когда она дошла ему до пояса, он начал громко ругаться. Обращенные к воде яростные призывы отступить. Любому, кто наблюдал за ним, было ясно, что он не повернет назад даже если ручей поглотит его. Так и случилось. Он был по грудь в воде, осторожно продвигаясь на цыпочках и смещаясь вверх по течению, когда на него с шумом обрушилось бревно. Он увидел его и начал ругаться. Оно крутилось, обратившись своим широким боком к нему и надвигалось с какой-то одушевленной злобой. Мразь, — закричал он на него, хрипло клекоча в реве воды. Оно надвигалось, покачиваясь и неся с собой окружавшую его по периметру прокладку бледно-коричневой пены, в которой плавали грецкие орехи, веточки, тонкое горлышко бутылки, качающееся из стороны в сторону словно метроном.

Черт побери. Баллард толкнул бревно стволом винтовки. Оно стремительно налетело на него и он схватился за него рукой, сжимающей винтовку. Ящик опрокинулся и поплыл.

Баллард и бревно неслись по порогам ниже брода. Баллард потерялся в столпотворении звуков, винтовка в руке была поднята вверх, как у какого-то безумного героя или потрепанной пародии на патриотический плакат, выплывший из болота, а рот широко раскрыт для выкрикивания клятв, пока бревно не плюхнулось куда-то в глубину, закрутилось, и вода не сомкнулась над ним.

Он всплыл, хрипя и отплевываясь, и стал пробиваться к ивам, которые обозначили затопленный берег ручья. Он не умел плавать, но разве он мог утонуть? Гнев, казалось, поддерживал его. Похоже, здесь сработала какая-то защита. Посмотрите на него. Можно сказать, что он, как и вы, держится на своих ближних. Он заселил берег людьми, взывающими к нему. Раса, которая сосет кровь искалеченных и обезумевших, которая хочет, чтобы их дурная кровь вошла в них, и стала их собственной кровью. Им нужна жизнь этого человека. Он слышит, как они ищут его во тьме, выкрикивая ругательства. Как же он тогда держится? Или, вернее, почему эти воды не берут его?

Добравшись до ив, он подтянулся и обнаружил, что стоит в воде едва ли на фут. Он повернулся и потряс винтовкой, глядя попеременно то на разлившийся ручей, то на серое небо, с которого все так же беспрерывно лил серый дождь, и проклятия, раздававшиеся над грохотом воды, долетали до горы и обратно, как эхо из окон Бедлама.

Выбравшись на возвышенность, он разрядил винтовку, складывая патроны в карман рубашки, и начал разбирать ее, вытирая воду с оружия указательным пальцем и продувая ствол, что-то бормоча при этом про себя. Вытащив патроны, он как мог высушил их, перезарядил винтовку и вставил патрон в патронник. Затем он рысью направился вниз по течению.

Единственное, что он нашел, — это ящик, но он был пуст. Когда он спустился далеко вниз по течению, ему показалось, что он видит игрушечных медведей, покачивающихся на волнах, но они пропали из виду за деревьями, а он был уже ближе к шоссе, чем ему хотелось бы, и поэтому повернул назад.

В конце концов он перебрался выше в горы. Крутое и черное ущелье, в котором пел дикий поток. Баллард на поросшем мхом бревне, согнувшись под своим измазанным грязью матрацом, шел осторожно, держа винтовку перед собой. Как бела вода, как неизменна ее форма в стремительных потоках внизу. Какие черные скалы.

Когда он добрался до лаза на горе, матрац был настолько тяжелым от дождевой воды, что он зашатался. Он пролез через дыру в каменной стене карстовой воронки и втащил матрац за собой.

Всю ту ночь он таскал свои