Читать книгу - "Час отплытия - Мануэл Феррейра"

не настолько, как говорили. Доктор Сезар, обычно настроенный воинственно — порой его будто кто за язык тянул, чтобы позлословить, — не скрывал восхищения. Старик произвел на него сильное впечатление. Приподнявшись на постели, он вспоминал случаи из своей богатой событиями жизни, жестикулировал, в нем чувствовалась железная воля и стойкость духа. И хотя ему и перевалило уже за семьдесят, энергии этого человека могли бы позавидовать молодые.

Восхищение доктора Сезара прямо-таки обрадовало Жуку Флоренсио. Он почувствовал внезапную симпатию» к Сезару и, шагая рядом, порывался взять его под руку. Ведь нельзя же враждовать вечно. Было время, когда он просто не мог выносить Сезара, боялся его. А вот сегодня Жуке приятно его общество, и теперь их почти ничто не разделяет.

А когда все приятели пошли по домам, каждый своей дорогой, и доктор Сезар на прощание пожал ему руку, как обычно, дружески и непринужденно, Жука был вне себя от счастья. Однако на душе у него было неспокойно. Охваченный противоречивыми чувствами, в полном одиночестве блуждал он по улицам и думал. После долгих колебаний Жука постучал, несмотря на поздний час, в двери дома доктора Майи.

— Я долго думал о разговоре, что был у нас с вами на днях — о докторе Сезаре Монтейро, — и пришел к выводу, что немного погорячился. Возможно, его слова, бросающие тень на политику нашего правительства, были просто необдуманными.

Доктор Майя посмотрел на него с недоумением. Что он имеет в виду? Преданность Жуки можно было сравнить разве что с его наивностью или осторожностью. Майя разглядывал своего осведомителя через очки с толстыми стеклами — они искажали лицо, делая его чудовищно безобразным. Жуке стало ясно, что надо объяснить подробнее: он просто неправильно истолковал слова Сезара. Доктор Майя, немногословный по складу характера, упорно хранил молчание и холодно смотрел на него, словно требуя: «Ну, выкладывай откровенно, что-то я тебя не совсем понимаю».

— Видите ли, доктор Сезар человек нервный, это всем известно, и часто говорит то, чего сам, в сущности, и не думает.

Доктор Майя попытался скрыть охватившую его досаду. Но все же резким тоном спросил:

— Так как же, сказал он или не сказал то, о чем вы, мой друг, в прошлый раз здесь поведали?

У Жуки не хватило мужества опровергнуть свои же собственные слова, ведь это могло бросить тень на него самого.

— Но ведь вы же знаете, сеньор доктор Майя, нет на свете человека, который бы объективно смотрел на вещи, все мы жертвы своего настроения. И, признаюсь, я, быть может, обрисовал вам портрет доктора Сезара одной черной краской. В данный момент я весьма об этом сожалею.

Майе захотелось выругать его как следует. Нет, подумать только, каков наглец, черт бы его побрал. Но он сдержался. Этого делать не стоит. Конечно, Жука осел, кто же в этом сомневается, по такие люди приносят пользу. Ослы всегда приносят пользу, подумал доктор Майя. Он предложил Жуке сигарету и, пока они курили, постарался перевести разговор на другую тему. Вскоре Жука откланялся, так и не поняв, что же думает его покровитель об этом, вызванном раскаянием, поступке.

27

И снова «Покоритель моря» рассекает штормовые волны между островами архипелага.

Плывет парусник — массивный, медлительный, но зато надежный. Спокойно и уверенно подчиняет он себе морскую стихию. Старый, неуклюжий, но сделанный на совесть, свежевыкрашенный, корабль может выдержать натиск любого шторма. Ведь несет он нелегкую службу — поддерживает постоянную связь между всеми десятью островами; люди видят в нем своего друга, он вселяет в них надежду. И, несмотря на свою неказистую внешность и неповоротливость, это работяга, каких мало.

Беатрис по-прежнему была словно околдована. Ничто не могло нарушить идиллию, так любили они друг друга и такие предосторожности предпринимали, чтоб никто не догадался об их встречах. Особенно опасались они Маниньо, с того вечера, когда он будто что-то заподозрил. Только от ньи Венансии они не сумели ничего скрыть. Проницательная, знающая жизнь, опытная в любовных делах, она вскоре обо всем догадалась. И однажды, когда их отношения уже не были для нее тайной, она по-матерински посоветовала племяннице соблюдать крайнюю осторожность, дав понять, какой опасности та себя подвергает. Почему бы Беатрис не прекратить эти свидания? Нет ничего надежнее семейного очага. Если верить предчувствию Венансии, город не простит ей измены мужу. «Все это красивые слова, тетушка. Красивые, полные благоразумия и доброжелательности…» Но они-то и причиняют ей боль. Беатрис и сама все понимала, однако противиться судьбе было свыше ее сил и она плыла по течению.

А время летело, вернее, раскрывалось, как цветок, в насыщенных нежностью и страстью мгновениях, о которых она прежде и понятия не имела. Поэзия заполняла теперь почти весь ее досуг. Томик стихов лежал всегда под рукой, хотя было мало общего между любовью, ворвавшейся в ее жизнь, и отчаянием одиночества Флорбелы[12]. «О если бы тебя увидеть вновь, в часы томительной и сладостной истомы…»

Примирившись с самим фактом, Венансия старалась предоставить им возможность насладиться мгновениями запретного счастья. Она не скрывала сочувствия. Зло содеяно. Кому это под силу — бороться с судьбой?

28

И в самом деле, кому под силу бороться с судьбой? А новость, да еще с красочными подробностями и добавлениями, молниеносно облетела город. Это была одна из тех новостей, которых так не хватало Минделу. Прошлой ночью прапорщика Вьегаса привезли в госпиталь в очень тяжелом состоянии. На лице у него зияли две глубокие раны. Новость передавалась из уст в уста, версии о мотивах покушения были самыми различными, а одна из них была уж вовсе необычной: утверждали, что здесь, несомненно, пахнет политикой. Вьегас военный, стало быть, виной всему бунтовщики.

«Бунтовщики!» — язвительно улыбался доктор Сезар. Что бы ни случилось, во всем виноваты местные жители. Сам Тенорио Энрикес с Телеграфа возмущенно отверг такое предположение: вот подлецы! Теперь еще и коренное население впутывают в свои дела.

Жука благоразумно помалкивал, не ввязываясь в споры. Тем не менее он воспользовался случаем, чтобы через газету обрушиться с угрозами на тех, кто пытался нарушить спокойствие города. Сугубо из тактических соображений. Он тут же смекнул, откуда ветер дует. Все это из-за Беатрис. Ему бы и невдомек, если б он не видел всего сам. Не видел своими глазами, как в тот вечер в доме Венансия прапорщик целовал Беатрис.

Для Беатрис настал один из самых горьких моментов в жизни. Сколько предстоит ей еще пережить? — спрашивала она себя бессонными ночами, и