Читать книгу - "Без остановки. Автобиография - Пол Боулз"

меня, и то, как тётя Мэри без какого-либо повода так обо мне отозвалась. Я стал вспоминать события последних дней, пытаясь припомнить то, что сказал, и что могло вызвать такую неожиданную реакцию с её стороны. Я заснул, всё ещё размышляя над тем, что могло так необъяснимо настроить тётю Мэри против меня. На следующий день, как только мы остались с Элизабет наедине, я спросил: «Что она имеет в виду, говоря „идёт по наклонной“? Она, что, думает, что я банки граблю?»

«Ну, она считает, что у тебя плохие друзья, — осторожно начала Элизабет. — Понимаешь, которые на перекрёстках свистят женщинам вслед».

Я просто ушам своим не поверил.

«Да о чём это она!? — воскликнул я. — У меня вообще нет друзей!»

Она улыбнулась с мудрым и проницательным видом.

«Ты же знаешь нашу семью. Знаешь, как все друг друга обсуждают. Если кто-то хоть немного отличается и не ведёт себя так, как остальные считают правильным, то тут же начинается ажиотаж. Им кажется, что сейчас всё также, как тридцать или сорок лет назад. Тётя Мэри — хороший человек. Она понимает гораздо больше, чем любой другой член нашей семьи. Но она за тебя переживает».

Именно это меня и напрягало. У тёти Мэри не было ни повода для волнений, ни права так переживать по поводу моей судьбы. Значит, её негативное отношение ко мне не объяснялось чем-то конкретным, тем, что я сделал. Это отношение было похоже на травлю и было для меня неприемлемым. При этом я понимал, что подозрения тёти Мэри по поводу моего поведения были настолько глубокими, что я вряд ли смогу обсудить их с родителями. Папа не терпел мистику в любом виде, а мать, хотя и была более восприимчива и с большим пониманием относилась к этой проблематике, никаким видом оккультных наук никогда не занималась. Тётя Мэри не одобряла то, что моя мать пользовалась косметикой, пила коктейли и курила сигареты. Эти три занятия тётя Мэри считала совершенно излишними, дурными привычками, разрушающими не только тело, но и всё человеческое существо.

Через один участок от участка Хижина Подковы в Гленоре стоял дом под названием Ласата, принадлежавший трём сестрам Хогленд. Мисс Анна была тонкой и субтильной особой, мисс Джейн увлекалась керамикой, а мисс Сью была мрачной дамой и читала Освальда Шпенглера. Зимой они жили вместе в старом доме в Бруклине, в районе, который тогда был тихим и с большим количеством садов. Где-то с десяти лет мне разрешали проводить с ними выходные. Мне нравилось ходить в Бруклинский музей и слушать концерты в Бруклинской музыкальной академии. С ними я иногда выбирался и в кино, что для меня в то время имело большое значение, так как обычно родители очень редко водили меня в кинотеатры, и я мог смотреть только одобренные ими киноленты, вроде «Нанук с севера»[23] или фильмы актёра и режиссёра Гарольда Ллойда[24].

Однажды летом мы поехали навестить сестёр Хогленд, и оказалось, что в Ласате живёт ещё одна женщина. Эта дама внешностью, поведением, речью и мыслями совсем не походила на трёх сестёр. У неё были чёрные волосы и глаза, которые казались омутом темноты. Голос был хриплый, и его тон мог сильно меняться. Обычно эта дама возлежала, как принцесса, на шезлонге и била своей тростью в пол, когда ей была нужна служанка. Я узнал, что эта женщина является наполовину индианкой из племени кри и незадолго до этого прибыла из Кейптауна. Бё происхождение, внешний вид и жизненный опыт казались мне безупречными, но когда я упомянул её имя в разговоре в Хижине Подковы, то сразу понял, что сделал это крайне зря. «Совершенно аморальная женщина», — заявил папин-папа. Папина-мама сказала, что миссис Крауч является «беспринципной авантюристкой» и «закабалила бедную Сью». Я решил установить с этой женщиной дружеские отношения, несмотря на то, что, как я знал, у неё были сын и дочь на три или четыре года старше меня. Вскоре приехали и её дети. Им разрешалось пить, курить и ложиться спать, когда им вздумается. Это превратило их в моих глазах в недосягаемых небожителей, и они казались мне героями мифов. Благодаря тому, что они пользовались неограниченной свободой, они относились ко мне с большей терпимостью, чем если бы этой свободой не обладали.

В то время я писал детективные истории под названием «Серия „Женщина-змея“». В каждом из этих рассказов происходила неожиданная смерть, которая вполне могла бы объясняться и естественными причинами. В каждом рассказе очень коротко и довольно беспричинно появлялась женщина по имени Волга Мерна. Все персонажи рассказов не помнили, как выглядит эта Волга Мерна, и что она делала, поэтому её никто не подозревал. Кроме этого я напрямую не утверждал в тексте, что она имеет какое-либо отношение к преступлению, и насколько Мерна виновна, должен был решить сам читатель. Я снова нашёл слушателей, и в то лето зачитал всю серию «Женщина-змея» сестрам Хогленд и их гостям.

Напряжённость между обитателями Хижины Подковы и Ласатой открыто проявилась только один раз. Папин-папа каждое утро на рассвете поднимал флаг на флагштоке и каждый вечер его опускал. Как утверждала мама, эта привычка была у него со времён гражданской войны. Папин-папа несколько секунд стоял по стойке «смирно», быстро отдавал честь, после чего поднимал или опускал флаг на флагштоке. Однажды вечером, когда папин-папа стоял у флагштока, мимо проходила миссис Крауч. Она поприветствовала его, но тот или не услышал, или был слишком погружён в свои мысли, чтобы ответить. Она постояла, наблюдая за ним, пока он не свернул флаг и взял подмышку. Миссис Крауч с ненавистью произнесла: «Империалист!» и ушла. Папин-папа рассказывал об этом случае без чувства обиды, а скорее с чувством изумления и даже потешаясь, но миссис Крауч потом сказала: «Благодаря таким людям, как твой дед, мир и стал таким, как сейчас». Я понятия не имел, что именно она имеет в виду, и мне показалось, что её недовольство дедушкой объясняется тем, что он старомодный, поэтому такое «страстное» отношение меня порадовало.

Той осенью я решил перейти в школу Ямайка, несмотря на то, что в ней были очень душные кабинеты, не хватало стульев и довольно странное расписание с началом занятий в восемь утра. Я устал ездить в школу на трамвае. Когда я сообщил о своём решении, папа сказал: «Я знаю, почему он хочет перейти в другую школу. Потому что в новой ещё не знают, какой он дурачок».

Не знаю почему: из-за того, что здание было