Читать книгу - "Плюс - Джозеф Макэлрой"

четким и его касалось желание, — поэтому и пришло к нему сейчас на орбите. Но он мог передвигаться от спицы к спице своего зрения вокруг сияющего мозга. Поскольку это было новым, оно не вспоминание. Или спицы были новыми. Так как они были его зрением, каждая тверда. Однако где свет был тусклее, их можно было видеть насквозь, и все же его зрение, возможно, ненадежно.

Зрение его, однако, было твердым. Но было не только спицами.

Больше крыльев или шей.

Он не знал, откуда они пришли, но знал, что они шли в мозг.

Зная это, он видел в мозге, как возник синий дротик, словно до этого малиновые вены в тенях. Это синее было линией, а потом — радиусом. Но радиус стал местоположением ширины. Вот так радиус и пропахал борозду вкось к боку. Он знал местоположение.

Знание и видение этих вещей приходило и уходило, с разрывающей скруткой боли. Она туго скручивала, но не раскручивалась. Поскольку вместо этого находила в своей тугой спирали новые пространства, которыми затем врывалась внутрь. И была навыворот разорванной. Толстая новая мембрана. Он сделал шаг назад, чтобы рассмотреть ее облачный шелк, что был ближе к нему на пути к мозгу вдоль его твердого, но ненадежного зрения.

Но у него не было того, чем шагнуть.

Однако теперь перешел он прямо через мембрану вдоль спиц к мозгу. Вблизи он увидел синюю линию, пропахавшую или смывшую вкось между пещеристым трактом и бесконечно малой тягой или засосом, которые он не мог понять, почему может видеть. Но смыв затих, и его слабый след угас на фоне Солнечного потока, заряжающего мозг.

Имп Плюс миновал, не задумываясь, от одной спицы к другой; он увидит, если сможет увидеть, синий след. Но его там не было, а в этом поле бреши другая, некогда известная боль, которая не была жгущим скручивающим обваливанием, пришла к нему вдоль своей оси расстояния.

У костра стояли ботинки из желтой кожи. На них были отметины, что служили картой того, как вернуться назад. В Калифорнии ось сапожника провернулась у края подошвы, но сапожник ботинок не делал. Имп Плюс делал шаги сквозь ночь в Мексике, он следовал за голосом и фонариком, что покачивался впереди. Голос не пел или говорил, звук, который она издавала, сразу же разбивался между дыханием и мычанием.

Он наступил на колючки, которых не увидел. Ботинки остались у костра. Он вскрикнул: «Ой». Свет перестал прыгать, и луч развернулся, ударяя в машину, которая была где-то вдали. Свет прошел мимо бледного рядом с ней, а потом луч подступил к нему. Женщина теперь не издавала ни звука. Она сказала: «Я хотела лишь немного солнца». Он хотел рассказать ей о ПС, но она боялась, что ей нечего дать взамен. Пустые ботинки из желтой кожи оставались еще у костра возле пекшейся картошки. Он хотел лизнуть медовую сладость, но та была в нем самом. Он жаждал, но того, что уже было в нем. Одно желание замещало другое; нечто сжималось на нем, как ботинки.

Ступни поступили к нему по оси другой боли, та не была сокрушающей, обваливающей болью и едва звучала вслух. Но тогда то были его ступни при дневном свете. Пальцы ног погладили горло, и они спустились дальше под калифорнийскую воду до массы с похожей на сосок выпуклостью, которую он сдавил. Пальцы под пропитанным Солнцем облаком воды были его. Он стоял по голень в воде и не в Мексике.

Сдавившие пальцы ног были под водой где-то и под греющейся на солнце женщиной. Палец побольше, насколько он знал, имел овальную рогоподобную пластину, вправленную в его конец. Рядом с ним более тонкий и длинный палец имел маленькую квадратную пластину. Долгие выходные — вот что было впереди у мужчины и женщины. Однако она путешествовала по свету налегке, как сама сказала, словно зная что-то об Операции ПС. Или была рада, что они наедине. Теперь она отдыхала, паря лицом вниз на морском мелководье. Он ущипнул, несильно. Она перекатила голову из воды и спросила: «Чего ты хочешь».

То было лицо, что перекатилось обратно. Он знал лицо? То бледное, что прошел луч фонарика в Мексике и четырех недель не миновало, также было лицом. Лицом другой женщины. Бледное и не Калифорния. Хотя если присмотреться вблизи, такое же закапанное. Хоть не настолько закапанное. Заплаканное. Влажное от слез.

Но эта женщина, наполовину погруженная в Тихое море, позволяла воде омывать широко посаженные глаза своей откинутой назад головы. Они были голубыми, а его карими, он мог их видеть. И ее белки были ясно белыми с голубым.

Его взор на нее поступил к нему сквозь сосок, скрытый от глаз между двумя его пальцами на ноге. Его взор на нее тогда поднялся к нему по спирали. Прошел тогда сквозь те его части, что он потеряет в конце долгих выходных и их ему уже начинало не хватать.

Парящие буревестники и хлопающие гнутыми крыльями ныряльщики-скопы с крючковатыми клювами уже улетели в воздух открытого моря. Женщина перевернулась на спину.

Он тогда видел завихрения пены и ощущал, как извивы нездорового желания клубятся во въедливом дыму, и сделал долгий глубокий вдох. Такой долгий, что поймал тонкую пленку брызг, и его перед раздулся наружу, а она сказала: «Суета». Она засмеялась, и сине-зеленая вода затекла ей в рот и была ее цвета. Она закашлялась, села на мелководье и обняла его. Ее дыхание разбудило колено. Ниже ее плеча, что было прохладно, ее нежная железа, обернутая наружу, прижалась к стволу его голени. Кость ее руки увлажнила испод его коленей, и конец ее руки обвил вокруг спереди, дотягиваясь выше.

Все это хорошее к нему пришло. А она закашлялась еще, и многие провалы в его внезапной и громоздящейся головной боли помчались независимо туда и сюда, принося въедливую маскировку дыма — и когда она поднялась на ноги, то воздела ту ось расстояния, что была некогда известной болью, которая не была крабьим изгибом обваливания. Что пришло к нему из воздуха и отдаленного блеска его машины, из жестких стекловидных частиц в песке дюн — это тела ее сосков, а затем темнокровные поры ее сосков и все ее лицо. И не успел он этого понять, как уже последовал за изгибом ее нижней губы вверх над яркими от моря обветрившимися морщинами, высохшими и разрезанными тонкими вздутиями, и внутрь за мясистую кожу во вросшее тело, а сияющее лоно рта говорило, что Солнце было теплым.