Читать книгу - "Братья Карамазовы - Федор Достоевский"

Дмитрий Федорович, двадцативосьмилетний молодой человек,среднего роста и приятного лица, казался, однако же, гораздо старее своих лет.Был он мускулист, и в нем можно было угадывать значительную физическую силу,тем не менее в лице его выражалось как бы нечто болезненное. Лицо его былохудощаво, щеки ввалились, цвет же их отливал какою-то нездоровою желтизной.Довольно большие темные глаза навыкате смотрели хотя, по-видимому, и с твердымупорством, но как-то неопределенно. Даже когда он волновался и говорил сраздражением, взгляд его как бы не повиновался его внутреннему настроению ивыражал что-то другое, иногда совсем не соответствующее настоящей минуте.«Трудно узнать, о чем он думает», – отзывались иной раз разговаривавшие с ним.Иные, видевшие в его глазах что-то задумчивое и угрюмое, случалось, вдругпоражались внезапным смехом его, свидетельствовавшим о веселых и игривыхмыслях, бывших в нем именно в то время, когда он смотрел с такою угрюмостью. Впрочем,некоторая болезненность его лица в настоящую минуту могла быть понятна: всезнали или слышали о чрезвычайно тревожной и «кутящей» жизни, которой он именнов последнее время у нас предавался, равно как всем известно было и тонеобычайное раздражение, до которого он достиг в ссорах со своим отцом из-заспорных денег. По городу ходило уже об этом несколько анекдотов. Правда, что они от природы был раздражителен, «ума отрывистого и неправильного», какхарактерно выразился о нем у нас наш мировой судья Семен Иванович Качальников водном собрании. Вошел он безукоризненно и щегольски одетый, в застегнутомсюртуке, в черных перчатках и с цилиндром в руках. Как военный недавно вотставке, он носил усы и брил пока бороду. Темно-русые волосы его были коротко обстриженыи зачесаны как-то височками вперед. Шагал он решительно, широко, по-фрунтовому.На мгновение остановился он на пороге и, окинув всех взглядом, прямо направилсяк старцу, угадав в нем хозяина. Он глубоко поклонился ему и попросилблагословения. Старец, привстав, благословил его; Дмитрий Федорович почтительнопоцеловал его руку и с необыкновенным волнением, почти с раздражением произнес:

– Простите великодушно за то, что заставил столько ждать. Нослуга Смердяков, посланный батюшкою, на настойчивый мой вопрос о времени,ответил мне два раза самым решительным тоном, что назначено в час. Теперь явдруг узнаю…

– Не беспокойтесь, – перебил старец, – ничего, несколькозамешкались, не беда…

– Чрезвычайно вам благодарен и менее не мог ожидать от вашейдоброты. – Отрезав это, Дмитрий Федорович еще раз поклонился, затем, вдругобернувшись в сторону своего «батюшки», сделал и тому такой же почтительный иглубокий поклон. Видно было, что он обдумал этот поклон заранее и надумал егоискренно, почтя своею обязанностью выразить тем свою почтительность и добрыенамерения. Федор Павлович, хоть и застигнутый врасплох, тотчас по-своемунашелся: в ответ на поклон Дмитрия Федоровича он вскочил с кресел и ответилсыну точно таким же глубоким поклоном. Лицо его сделалось вдруг важно ивнушительно, что придало ему, однако, решительно злой вид. Затем молча, общимпоклоном откланявшись всем бывшим в комнате, Дмитрий Федорович своими большимии решительными шагами подошел к окну, уселся на единственный оставшийся стулнеподалеку от отца Паисия и, весь выдвинувшись вперед на стуле, тотчасприготовился слушать продолжение им прерванного разговора.

Появление Дмитрия Федоровича заняло не более каких-нибудьдвух минут, и разговор не мог не возобновиться. Но на этот раз на настойчивый ипочти раздражительный вопрос отца Паисия Петр Александрович не почел нужнымответить.