Читать книгу - "Прощанье с Родиной (сборник) - Евгений Анатольевич Попов"

с клиентами… — Служивый, все объяснив, снова плюхнулся в кресло. Обратно. В кресло. Он. Снова. Сел. А товарищ его уже тоже там сидел. В другом кресле. Его коллега. Тоже служивый. Их было двое, одетых в пятнистую форму. Несмотря на жару. В бронежилетах. Автомат Калашникова. Москва — Чечня, далее везде. Пункт обмена валюты. Короче говоря, надоело нам метать этот бессмысленный псевдонатуралистический бисер! Ведь, товарищи, хоть перестройка и не удалась, но жизнь-то ведь продолжается, товарищи! Наука и техника не стоят на месте. Везде все писатели пишут на компьютерах сочинения на различные темы, гораздо более актуальнее и умнее, чем мы, плетущиеся в хвосте или обозе! К тому же новые способы коммуникации, информации. Мобила, например. Компьютер. Интернет. Или вот в телевизоре актуальные интервью хошь с кем хошь. Хошь с президентом ВВП, хошь с последним бичарой, ночующим под платформой № 2 Павелецкого вокзала в ожидании восхода солнца. Мы обратно идем по пути решительного прогресса!

Да взять, к примеру, хоть и этот конкретный пункт обмена валюты, о котором, собственно, и идет речь. Евро, доллары и рубли, вопреки опасениям обывателей, никак не заканчивались. Над зубчатой кромкой Павелецкого вокзала всходило романтическое солнце. Хорошо жить в обновленной России, еще и лучше, чем в Советском Союзе. Правда, друзья?

Постепенно исчезали в валютном пространстве и старуха в господской фуфайке, и юный бизнесмен — представитель «новой формации», а не шпана какая-нибудь, ведь не зря нами было подчеркнуто, что он говорит на правильном русском языке, славная все-таки у нас растет молодежь, а то, что часть ее часто сидит в тюрьме, так кто теперь в тюрьме не сидит? «От сумы да от тюрьмы не зарекайся» — эта пословица в связи с напряженной внутренней и внешней обстановкой становится все актуальнее и актуальнее… Все исчезли, включая лысого, который, кстати, совершенно не исключено, что действительно лишь ВЫДАВАЛ себя за иудея, повинуясь одному лишь ему известным мотивам и учитывая упоминавшуюся строчкой выше обстановку посттоталитарной России. Остались пред вратами златого тельца лишь писатель Гдов да безработный Хабаров. За ними, естественно и конечно же тоже, выстроилась очередь — кто с долларом, кто с евро, кто с простым мешком денег. Есть, есть в нашей стране богатенькие граждане, нечего прибедняться! Удивительно лишь то, что вообще существует такое валютное пространство. Во-первых, что власти опять не сажают в тюрьму за 25 центов, как это они любили делать раньше, а во-вторых, что граждане упорно стоят в очереди, хотя вполне могли бы устроить приватный взаимовыгодный обмен друг с другом, минуя чуждые инстанции. Закон, скажете вы… Нет уж! Какой такой закон, если за его нарушение вышка не светит? Просто много еще у нас цинизма и суеверия, товарищи! Люди буквально опалены горьким ядом веры в то, что на земле существовал, существует и вечно будет существовать ФАЛЬШИВЫЙ КУПОН. Подчеркиваем, кстати, еще раз эту важную деталь повествования, пока она окончательно не вытравилась из вашей памяти. Зашли туда, в чрево пункта ОБМЕНА ВАЛЮТЫ, многие, а не вышел оттуда НИКТО!

Но, как говорится в народе, — дождались! Служивые манят наших героев пальцем. Входите, дескать, господа-товарищи.

Служивых, кстати, как мы уже сообщал, было двое — один высокий, другой — низенький (этого мы не сообщали), но выглядели они совершенно одинаково, как доллары, евро и рубли, как камешки на морском берегу, как братья, дети одного отца, который, по выражению американского писателя Шервуда Андерсона, «видите ли, ушел в море». Вот как дисциплинирует и преображает людей штатная одежда, табельное оружие и демократия.

Чего не скажешь о двух наших друзьях-приятелях, не имевших ни того, ни другого, ни третьего, а имевших — один отвислое пузо, лысину вполголовы и кривую бороду (писатель Гдов), а другой — наглую морду, 1 м 87 см роста, трепетное сердце безработного (безработный Хабаров). И московскую прописку (оба).

Поманили пальцем… А они в это время слушали радио по обыкновенному комнатному динамику, оставшемуся в помещении на память о мрачных временах. Откуда доносилось информационное сообщение о том, что на юге Москвы уже что-то полыхает.

Шагнули они, значит, в неведомое пространство, а ничего-то сюрреалистического-то они, друзья, практически-то и не обнаружили там, откуда никто не возвращался, дорогие вы мои, хорошие. Просто, знаете ли, сидит за бронированным стеклом девчонка — оленьи глаза и молча на них смотрит, держа двумя руками пачку зеленых долларов. Зелень. Цвет весны, возрождения. Оленьи глаза. Эх, люблю романтику!

— Проходите, граждане, — услышали они негромко сказанное неизвестно откуда и даже не успели удивиться — куда это им еще приказывают проходить, к Богу в рай, что ли, когда они и так уже на месте.

Но тут вдруг сама собой распахнулась пластиковая финская дверь, расположенная практически бок о бок с бронированной оленеглазой девчонкой, и их туда, в эту дверь, практически как бы и засосало, как в некий вакуум. Вакуум — это по-русски будет пустота, если кто не знает.

А там-то все и началось! Там сидел им и всему старшему поколению постсоветских граждан до боли знакомый коммуняка с портфелем-дипломатом, шагнувший в неведомое пространство обмена валюты прямо из застойных времен Леонида Брежнева, К.У. Черненки, поэта Андропова и раннего Горбачева. Над коммунякой портрет Ленина сиял, как родной, слева стояла несгораемая железная касса, справа — графин с водопроводной водой. Коммуняка брезгливо посмотрел на зеленые бумажки, которые друзья держали в руках, нелюдимо просипел что-то неразборчивое, брезгливо и привычно махнул пухловатой короткопалой рукою и…

…и друзья оказались ввергнутыми в следующее узилище. «Черного кобеля не отмоешь добела», — высказал с экрана древнего советского телевизора «КВН» свою точку зрения на американский империализм Никита Сергеевич Хрущев, правивший непосредственно после Сталина, а белозубый комсомолец с пшеничным чубом, внимательно слушавший содержательный доклад тогдашнего лидера, сначала им незаметно подмигнул, а потом, на секунду оторвавшись от телевизора, от важного дела собственного политического просвещения, угостил каждого из них хорошим пинком, отчего они тут же и вылетели в следующую дверь, лишь на секунду удивившись, сколько тут, в простом обменном пункте, просторных арендованных помещений. Наверное, недешево стоит эта аренда в свете набирающей силу рыночной экономики обновленной России?

…Время — назад! Сталинские соколы в темно-зеленых френчах и мягких кавказских сапожках. Какой-то запомнился хрен моржовый типический, в полотняном картузе, с нашлепкой усов над тонкой губой. Трудновато пришлось ребятам: бессонные ночи, конвейер на Лубянке, ледяной ад колымских лагерей… но вот уже новые врата распахнулись, за которыми оказался полный НЭП, организованный лично тов. Лениным «всерьез и надолго», где им за их доллары сулили кучу неведомо чего, каких