Читать книгу - "Ребята Джо - Луиза Мэй Олкотт"

Тетя Джо страшно негодовала, узнав, что в семье будет газетный репортер, и сразу наградила его кличкой Дженкинс^[1]. Ей нравилась его склонность к литературе, но, как мы увидим дальше, она имела свои причины, для того чтобы ненавидеть официальное положение литератора, Деми, однако же, знал, чего он хочет, и спокойно приводил свой план в исполнение, невзирая на болтовню заботливых маменек и на шутки своих товарищей. Дядя Тедди поддерживал его и рисовал ему блестящую карьеру, называя имена Диккенса и других знаменитостей, которые начали с репортерства, и кончили как известные романисты или газетные сотрудники.

Девочки все процветали. Дейзи, как всегда кроткая и любящая, служила матери подругой и утешением. Джози в четырнадцать лет представляла собой оригинальную особу, преисполненную всевозможных проказ и особенностей, из которых последней была страсть к сцене, доставлявшая ее кроткой матери и сестре много беспокойства и развлечения. Бесс превратилась в высокую красивую девушку, выглядевшую несколько старше своих лет, с теми же грациозными манерами и изысканным вкусом, которыми отличалась когда- то Маленькая Принцесса. Она унаследовала огромные отцовские и материнские таланты, на развитие которых не жалели ни денег, ни любовного внимания. Но гордостью этой маленькой общины была шалунья Нэн, так как, подобно многим беспокойным и своевольным детям, она постепенно превращалась в женщину, полную энергии и богатых задатков, которые неожиданно разворачиваются с полной силой, когда их честолюбивые обладательницы находят, наконец, для себя подходящее поприще. Нэн начала изучать медицину в шестнадцать лет, и к двадцати годам дела ее шли хорошо, так как теперь благодаря усилиям других образованных женщин колледжи и больницы были для нее открыты. Она ни минуты не колебалась в своем решении с того самого времени, как еще в раннем детстве, сидя на старой иве, поразила Дейзи, сказав ей: «Я не хочу семьи, с которой мне придется только возиться. У меня будет аптечка с бутылками и всякими лекарствами, я буду с ней ездить и лечить людей».

Судьба, предсказанная маленькой девочкой, приводилась в исполнение девушкой и настолько удовлетворяла последнюю, что ее ничем нельзя было отвлечь от избранного дела. Несколько достойных молодых людей пытались заставить ее изменить свой образ мыслей и выбрать, по примеру Дейзи, «хорошенький домик и детей, о которых нужно было бы заботиться». Но Нэн только смеялась и смущала своих поклонников, предлагая посмотреть на язык, говоривший о любви, или с видом знатока прощупывая пульс в протянутой руке. Таким образом, все поклонники постепенно отпали, кроме одного молодого человека, который, невзирая на постоянный отпор, был по-прежнему неизменно ей предан. Томми оставался столь же верным предмету своей детской привязанности, как и она своим «бутылкам с лекарствами», и Нэн имела трогательное доказательство его любви. Он изучал медицину исключительно ради нее, не питая ни малейшей склонности к этой науке и имея определенный интерес к коммерческому делу. Но Нэн была непоколебима, и Томми так же твердо стоял на своем, втайне надеясь, что в начале своей практики не отправит слишком много своих пациентов на тот свет. Тем не менее, они были большими друзьями и очень забавляли своих товарищей перипетиями своего веселого романа.

В то утро, когда миссис Мегги и миссис Джо разговаривали на балконе, Томми и Нэн приближались к Пломфильду. Нэн быстро шла по красивой дороге, обдумывая один интересовавший ее случай, а Томми спешил за нею, желая как будто случайно обогнать ее при выходе из городского предместья, — это был его привычный маневр, который также немало их забавлял.

Нэн была красивая девушка, с розовыми щеками, ясными глазами и тем уравновешенным видом, который свойствен всякой молодой женщине, преследующей, определенную цель. Она была просто и изящно одета, держалась прямо и шла легкой энергичной походкой, свободно размахивая руками; каждое ее движение дышало юностью и здоровьем. Немногие прохожие, которые встречались по пути, оборачивались на нее, очевидно, находя удовольствие смотреть на веселую здоровую девушку, идущую по дороге в такой прекрасный день, а молодой краснощекий человек, который без шапки спешил за ней, видимо разделял их мнение, так как даже его взбившиеся вьющиеся волосы явно свидетельствовали о его нетерпении.

— Хелло! — тихо окликнул он ее, и, тщетно пытаясь казаться удивленной, Нэн любезно откликнулась:

— О, это вы, Томми?

— Кажется, так. Я думал, что вы, вероятно, будете здесь сегодня, — и веселое лицо Томми сияло удовольствием.

— Вы знали это? Как ваше горло? — спросила Нэн тоном опытного специалиста, которым она обыкновенно сокращала излишние восторги.

— Горло? О да, помню. Я совершенно здоров. Необыкновенно целебное средство. Никогда больше не посмею называть гомеопатию чепухой.

— Чепуху - то представляете сейчас собой вы, вместе с теми пилюлями, которые я вам давала. Если молочный сахар так чудодейственно излечивает дифтерит, мне придется заметить это. О Томми, Томми, когда вы немного поумнеете?

— О Нэн, Нэн, когда вы перестанете вышучивать меня? — И оба весело смеялись, глядя друг на друга так же, как они это делали и в прежние времена, которые всегда живо вставали в их памяти при каждом посещении Пломфильда.

— Я знал, что не увижу вас целую неделю, если под тем или иным предлогом не сунусь в госпиталь. Вы постоянно так заняты, что мне не удается сказать с вами и двух слов, — объяснил Томми.

— Вам бы тоже следовало заниматься и отложить попечение о подобных глупостях. Право, Томми, если вы не будете внимательнее относиться к лекциям, вы ничего не сделаете, — сказала Нэн серьезно.

— Будет с меня этих лекций, — ответил Томми с отвращением.

— Может же человек позволить себе маленький отдых после того, как он целый день работал над трупами. Я не могу заниматься ими долго, хотя некоторым это, кажется, доставляет огромное удовольствие.

— Почему же вы не бросите это дело и не изберете себе другое, более подходящее? Я всегда находила, что вам не следовало за него браться, — сказала Нэн, заботливо всматриваясь в здоровое лицо своего товарища, в котором ее пристальный взор тщетно пытался найти какие-нибудь болезненные симптомы.

— Вы знаете, почему я выбрал это дело и почему я не изменю ему, даже если оно окажется для меня смертельным. Я могу выглядеть здоровым, но я страдаю серьезным сердечным недугом, от которого и погибну рано или поздно, так как есть только один доктор на свете, который может исцелить меня, а он не хочет. — Томми говорил с видом мечтательной покорности, одновременно смешной и трогательной; намерения его были совершенно серьезны, и он продолжал делать подобные намеки без малейшего на то поощрения.

Нэн нахмурилась, но она уже привыкла к таким разговорам и знала, как себя вести.

— Она старается лечить вас лучшим и единственным способом, который только существует; но на свете нет другого более упрямого больного. Вы были на том балу, куда я вас посылала?