Читать книгу - "В поисках прошлогоднего снега - Светлана Мосова"

людских пересудов, мучительных сочувствий и любопытств, с чудесными книгами писателя (в которых, быть может, и искала тайный знак, намек, послание ей!), с его пожизненным предательством и своей болью, которая оказалась вернее верного друга.

Вот такой сюжет. Нет?.. Не сюжет? А что это?

Да пес его знает… Ни конца, ни морали, ни торжества справедливости.

Это правда: вместо конца – какая-то брешь, дыра, куда все проваливается – и мысли автора, и мораль, и то самое торжество справедливости, которой на свете нет (это ж ясно), но тяга-то к ней есть – такая вот древняя слабость людского рода из серии вредных привычек. И без этого и рассказ не рассказ, и сюжет не сюжет: законы литературы строги.

…А народ Итаки простил писателя: выпил, крякнул, помянув усопшего, – и принес вдове соболезнования: все не так уж плохо, окосев, рассуждал народ, ну по-всякому лучше будет, чем у супруги Маноле, которую муж в стене замуровал – чтобы храм крепче стоял. Живьем замуровал, прости господи! – и то ничего. Люди даже песни сложили. А тут!.. подумаешь.

(Да и предательства по отношению к женщинам, говоря между нами, настоящими мужиками, и предательствами-то не считаются, верно?)

…А народная артистка, сладкоголосая, еще не раз побывала замужем, то есть еще много странствующих и путешествующих, прельстясь зазывной песней сирены, свернули, быть может, с истинного пути, но…

Но не она украсила сюжет Мастера – а та, которая с короной.

А при чем тут тридцать четвертый сюжет?

А при том, что его нет. Открытия не будет.

Потому что тридцать четвертый сюжет – это сама жизнь. Это правда, которая никому не нужна – ни людям (она неприятна), ни искусству (она не художественна).

Нет, возможно, она прекрасна (погрезим!) и даже имеет смысл (допустим!) – но откуда ж нам все это знать? Ведь видна она только Сверху…

А Сверху видать ее только Мастер.

Это Его сюжет.

Этажерка

Это было, конечно, ошибкой – тащить ее за собой в свою новую жизнь. В доме старинных и строгих вещей она везде была не к месту, некстати, глядела хмуро, исподлобья, дичась и выказывая дурные манеры.

Ее ставили вдоль, поперек, прилаживая то к столу, то к стене, но все было тщетно: она везде оставалась чужой в этом доме – доме изысканных и утонченных вещей, удивленно и свысока поглядывающих на этот китч – странную прихоть их новой хозяйки.

Да уж, никак не скажешь, что происходила она из старинного знатного рода. Куплена она была у Ады, собиравшейся в далекие жаркие страны, и Ада сказала тогда: двадцать. Соня на радостях ответила: двадцать пять! Потому что у Сони всего было двадцать пять, и она страшно волновалась, что ей не хватит. Но Ада сказала: двадцать. И это было такое счастье, что Соня ответила честно: двадцать пять. Вообще она именно так покупала вещи. Хотя, строго говоря, у нее не было вещей. И даже дома не было. Они снимали с бывшим мужем квартиру близ Таврического сада, где тоже ничего не было – только сад в окне, желтые шторы на окнах, чистый пол, чистые листы бумаги, и даже запах кофе был из чужого окна.

Но Соне не нужно были вещи, она не умела ценить их красоту и изящество, потому что у нее было внутреннее зрение и она видела только сны. Соня ничего не накопила за жизнь – только сны, чувства (о, мно-ого чувств!), а теперь у нее была еще и этажерка! Жизнь – полная чаша.

Зачем она понадобилась ей – вот загадка. Может, ей что-то приснилось? Снов было много, и нужно было их где-то хранить. А на этажерке было много полочек, очень удобно. Мастерил ее какой-то столяр (он всем делал мебель в Череповце! – с уважением сказала Ада), и вполне возможно, что эта этажерка была даже его творческой удачей. Тем не менее истинный ценитель нашел бы ее достаточно нелепой – и был бы тысячу раз прав! Она действительно была нелепа, надо отдать ей должное, не отличаясь ни грацией, ни правильностью форм, но…

Но была в ней какая-то щемящая старомодность – как в старинных раскрашенных открытках из серии «люби меня, как я тебя», какая-то трогательная неправильность – как в детских стихах с грамматическими ошибками.

Итак, Ада сказала тогда: двадцать. Соня ответила: двадцать пять! «Вот дура!» – подивилась Ада. А этажерка, услыхав завышенную цену, даже скрипнула от удовольствия: а она умеет ценить прекрасное, похвалила новую хозяйку этажерка и тут же радостно перебралась в новый дом.

Расположилась она по-царски – в центре квартиры, забавно превратив их одну комнату в две, и сразу же, не лишенная женского кокетства, обвесилась с головы до пят хозяйскими украшениями – бусами, цепочками, браслетами и прочей мишурой. На верхнюю полку была водружена корзина из виноградной лозы с шорохом прошлогодних листьев и воспоминаний – получилась корона. И не просто корона, а – как подобает! – царская, украшенная рубинами волчьих ягод, жемчужными ракушками дикой софоры, кораллами брусники и золотыми шишечками колдовского хмеля. «Удачная покупка!» – одобрил муж. И этажерка, просияв, тут же обзавелась невесть откуда взявшимися чудаковатыми вазочками, хитроумными корягами и… чешскими чашечками, которые они тогда не купили в Брно, но все время о них вспоминали и жалели, что не купили, и теперь представляли, как красиво они смотрелись бы здесь, на третьей полке!..

Собственно, в эти чашечки они влюбились сразу, увидав их в магазине, но так просто взять и купить они не посмели, а пошли в гостиницу, чтобы о них помечтать. Намечтавшись, они, конечно, вернулись, но чашечек – их чашечек! – уже не было: кто-то взял и купил их, не мечтая даже.

Боль утраты была велика, и они каждый день стали забегать в этот магазин в упрямой надежде, что появятся другие чашечки, точно такие же, или хотя бы похожие; им даже стали сочувствовать в этом магазине, проворонившим свое счастье, – но!.. Таких чашечек больше не было – конечно же, не было! – и быть не могло: они были единственными. Время затуманило их образ, но от этого они казались еще прекрасней и желанней, и теперь им было отведено на этажерке почетное место. Там же, не затеняя собой друг друга, умостились и другие их мечты и утраты – коробочки с пестрыми фантиками, альбомы с марками, детские копилки… Постепенно их мечты и утраты захламили все полки, оставаясь при этом совершенно прозрачными, не отбрасывающими даже легкой тени.

– Какой красивый у вас