Читать книгу - "Барчестерские башни - Энтони Троллоп"

Ему ответил дородный канцлер, человек довольно молчаливый, но весьма разумный — у каждого отсутствующего пребендария есть заместитель, и его право читать проповедь в очередь столь же неоспоримо. Настоятель, тяжко вздохнув, согласился с этим. Но, возразил щуплый пребендарий, в таком случае они оказываются во власти младших каноников, а те в любую минуту могут предать их. На что дородный канцлер испустил возглас, похожий на “вздор, вздор!” — возможно, впрочем, этот достойный человек просто отдувался. Но зачем мешать ему? — осведомился мистер Хардинг. Для них не унизительно слушать чьи угодно проповеди, лишь бы доктрина не была ложной, а в этом случае остановить проповедника должен епископ. Так советовал наш друг — и тщетно, ибо человеческие цели достигаются человеческими же средствами. Однако подслеповатые глаза настоятеля узрели тут луч надежды. Надо объяснить епископу, насколько им претит мистер Слоуп: новый епископ, едва надев свою первую митру, конечно, не захочет оскорбить весь клир.

Тогда восстал доктор Грантли и, собрав воедино крупицы мудрости своих собратьев, заговорил властно и убежденно. Указывая, что архидьякон восстал, я имею в виду его дух, ибо телесно он все это время стоял спиной к холодному камину, закинув фалды сюртука на локти. Руки его покоились в карманах брюк.

— Несомненно, нельзя допустить, чтобы этот человек еще раз проповедовал в нашем соборе. Мы все видим это, кроме нашего дорогого друга, добросердечие которого так велико, что у него не хватит духу отказать даже папе римскому, буде тот захочет проповедовать с его кафедры. Нет, Этот человек больше не должен проповедовать здесь. И не потому, что его мнение о церковных делах не сходно с нашим — тут он в своем праве. Но потому, что он намеренно оскорбил нас всех. В воскресенье он поднялся на кафедру, Замыслив оскорбить людей, которые состарились, почитая все то, о чем он осмеливался говорить презрительно. Как! Является молодой человек, никому не известный, чужой здесь, и заявляет нам от имени епископа, своего владыки, что мы не знаем своих обязанностей, что мы старомодны и никому не нужны! Не знаю, чем больше восхищаться: его смелостью или его наглостью! Но ясно одно: он действовал на свой страх и риск. Епископ имел к его проповеди не больше отношения, чем присутствующий здесь настоятель. Вы все знаете, как мне тяжко, что нашу епархию возглавляет священнослужитель, известный своим свободомыслием. Вы всё знаете, какое недоверие внушают мне его взгляды. Но к этому делу он не причастен. Доктор Прауди так долго жил среди истинных джентльменов, что он, я полагаю, не способен ни сам совершить столь возмутительную вещь, ни подстрекнуть на это кого-нибудь другого. Нет, этот человек лгал, намекая, что говорит от имени епископа. Для его честолюбивых замыслов полезно сразу бросить нам всем вызов, нанести нам удар в стенах нашего любимого собора, там, где мы столько лет совершали наше служение достойно, не запятнав себя ересями. Такие нападки такого противника нестерпимы!

“Нестерпимы!” ― простонал настоятель. “Нестерпимы!” — пробормотал щуплый пребендарий. “Нестерпимы!” — подхватил канцлер утробным басом. “Да, конечно”,— сказал мистер Хардинг.

— Нестерпимы и ничем не могут быть оправданы,— продолжал архидьякон.— Но, господин настоятель, слава богу, эта кафедра еще наша — ваша, должен был бы я сказать. Эта кафедра принадлежит только настоятелю и духовенству Барчестерского собора, а мистер Слоуп пока еще не имеет к нему никакого отношения. Вы, господин настоятель, предлагаете просить епископа не навязывать нам этого человека, но что, если епископ находится под его влиянием? Я считаю, что все зависит только от нас. Мистер Слоуп может проповедовать в соборе, лишь испросив и получив разрешение,— так пусть же он неизменно получает отказ. Пусть он не будет допускаться к служению в соборе. А если епископ пожелает вмешаться, мы будем знать, что ответить епископу. Высказывалось предположение, что этот человек сумеет пробраться на кафедру, заместив кого-нибудь из младших каноников. Но мы, несомненно, сможем на них положиться, если они будут знать, что настоятель против подобных замен.

— О, безусловно,— сказал канцлер.

Мудрый конклав еще долго вел споры, которые, разумеется, кончились так, как того хотел архидьякон. Они столь давно привыкли к его правлению, что не могли сразу освободиться от этой привычки, а кроме того, все они были настроены против человека, которого он стремился уничтожить.

Такое совещание не могло остаться тайным и скрытым в таком городе, как Барчестер. И о нем не только говорили во всех приличных домах, включая дворец, но речи настоятеля, архидьякона и канцлера даже воспроизводились дословно — со многими добавлениями и украшениями по вкусу рассказчика.

Все однако, соглашались в том, что мистеру Слоупу больше не позволят открыть рот в Барчестерском соборе, многие считали, что церковным сторожам будет отдан приказ не допускать его на скамьи, а кое-кто из наиболее убежденных сторонников сильных мер заявлял, что его проповедь — достаточный повод для иска и что его привлекут к суду за нарушение тишины и порядка.

Партия его сторонников — восторженно-благочестивые молоденькие дамы и старые девы, жаждущие перемены,— разумеется, тем горячее встала на его защиту. Если им не дадут слушать мистера Слоупа в соборе, они будут слушать его где-нибудь еще; они покинут скучного настоятеля, скучных старых пребендариев и почти столь же скучных, хотя и молодых младших каноников — пусть проповедуют друг другу: они будут вышивать для мистера Слоупа туфли и подушки, сделают из него счастливого мученика и водворят его в какой-нибудь Новый Сион или Новую Вифезду, а собор совсем выйдет из моды.

Епископ с супругой немедленно отбыли в Лондон. Они предпочли избежать объяснений с соборным духовенством касательно проповеди, пока буря не уляжется; но мистер Слоуп, ничуть не обескураженный, остался в Барчестере и рьяно занимался своим делом: льстил тем, кто готов был слушать его лесть, нашептывал духовные наставления глупым женщинам, втирался в доверие к немногим принимавшим его священникам, посещал бедняков, наводил справки обо всех, о ком мог, совал нос во все и тщательно выискивал, что еще требует починки в епископском дворце. Но пока больше не делал новых попыток проповедовать в соборе.

Так в Барчестер пришли смута и раздор.