Читать книгу - "Красное и белое, или Люсьен Левен - Стендаль"

несчастье жене, которая осыпала мужа льстивыми похвалами, однако сразу решила, что господин Левен ее обманул. Она, как и всякая порядочная женщина, презирала своего мужа, но презирала недостаточно. «В чем состоят его занятия за последние три года? – думала она. – Он банкир и полковник национальной гвардии. Ну что ж, как банкир он зарабатывает деньги, как полковник он храбр. В качестве полковника он способствует получению орденов Почетного легиона кое-кому из членов правления Французского банка или синдиката биржевых маклеров, которые время от времени ссужают ему на полтора суток один-два миллиона для игры на повышение или понижение. Но граф де Вез наживается на бирже при помощи телеграфа, как господин Гранде игрою на разнице курса. Два-три министра следуют примеру господина де Веза, а их общий господин тоже не кладет охулки на руку и иногда разоряет их, как это случилось с бедным Кастельфульгенсом. У моего мужа перед всеми этими людьми то преимущество, что он весьма храбрый полковник». Госпожа Гранде не думала, что люди подметили отвратительную замашку ее глуповатого мужа острить по всякому поводу. Между тем вряд ли нашелся бы человек от природы более равнодушный, чем он, ко всему, что не было наличными деньгами, нажитыми или потерянными игрой на бирже. Все слова собеседника неизменно казались ему, настоящему торгашу, болтовней, имевшей целью улестить покупателя.

За последние пять лет, в течение которых господин Гранде, задетый роскошью господина Турета, давал пышные балы, госпожа Гранде видела его окруженным только льстецами. Однажды жалкий, маленький горбун, господин Гамон, остряк, бедный и скромно одетый человек, осмелился немного разойтись во мнениях с господином Гранде насчет красоты Ошского собора; господин Гранде тотчас же грубо прогнал его с варварской заносчивостью денежного туза, издевающегося над бедняком, чем шокировал даже госпожу Гранде. Несколько дней спустя она послала с анонимным письмом, якобы возвращая старый долг, пятьсот франков бедному Гамону, который через три месяца имел низость снова принять приглашение господина Гранде на обед.

Когда господин Левен поведал госпоже Гранде в сильно смягченном виде всю правду о том, как бессодержательно, как пошло и напыщенно-красноречиво господин Гранде отвечал старому генералу, она с холодной надменностью, удивительно соответствовавшей типу ее красоты, дала ему понять, что она убеждена в его предательстве.

Господин Левен повел себя как молодой человек: он пришел в отчаяние от этого обвинения и три дня только тем и был занят, что стремился доказать госпоже Гранде ее несправедливость. Вопрос осложнялся тем, что король, который за последние пять-шесть месяцев с каждым днем становился все более и более убежденным противником окончательных решений, послал своего сына к министру финансов, чтобы при его посредстве помириться со старым генералом и чтобы впоследствии, когда это примирение будет уже ни к чему, отречься от всего, о чем договорился сын, и сослать его в деревню.

Примирение удалось, так как старый генерал очень хотел, чтобы известная поставка лошадей в армию была полностью оплачена, прежде чем он уйдет из министерства.

Господин Соломон К., поставщик, в контракте благоразумно оговорил, что сто тысяч франков залога, внесенные сыном генерала, и барыши, принадлежащие той же особе, будут выплачены ему за счет ассигновки на жалованье, подписанной господином министром финансов. Король хорошо знал об этой спекуляции с лошадьми, но о подробностях сделки ему стало известно лишь благодаря мелкому шпиону, служащему министерства финансов, который посылал свои доносы на имя его сестры.

Король испытал чувство унижения и ярости оттого, что не раскусил махинации, и в гневе готов был поручить командование одной из бригад в Алжире господину Ле Г., начальнику его особой полиции. Политика короля по отношению к министрам носила бы совсем другой характер, если бы он мог рассчитывать, что наверняка удержит генерала на его посту еще в течение двух недель.

Господин Левен, не знавший об этих обстоятельствах, счел двухнедельную отсрочку за новый признак робости или даже ослабление воли короля, но не рискнул поделиться своими соображениями с госпожой Гранде. Его принципом было никогда не говорить женщинам о некоторых вещах.

Благодаря этому, хотя он с полной откровенностью и добросовестностью, за исключением этой детали, рассказал обо всем госпоже Гранде, та, держась настороже и живейшим образом встревоженная этими обстоятельствами, убедилась, что он с ней неискренен.

Ее подозрения не ускользнули от господина Левена. В своем отчаянии честного человека, пылком и бурном, как все его чувства, господин Левен, не решавшийся говорить по существу о некоторых вещах в присутствии жены, в тот же день, после обеда в кругу семьи, спозаранку уехал в Оперу, взяв с собой сына, и заперся с ним в ложе.

Только закрыв дверь на задвижку, он решился рассказать Люсьену самым простым языком обо всех подробностях сделки, заключенной им с госпожой Гранде.

Господин Левен считал, что обращается к дипломату, а между тем сам допустил грубую бестактность. Тщеславие Люсьена было глубоко уязвлено. Он почувствовал холод в груди, ибо наш герой, в этом отношении резко отличный от героев благонравного романа, был существом не только не абсолютно совершенным, но и просто несовершенным. Он родился в Париже, и вследствие этого свойственные ему первые порывы тщеславия были в нем невероятно сильны.

Это безграничное парижское тщеславие не шло, однако, рука об руку со своей обычной спутницей – глупой уверенностью в том, что он обладает преимуществами, которых на самом деле у него нет. В смысле недостающих ему свойств он относился к себе даже с излишней строгостью. Например, он думал: «Я слишком прост, слишком искренен, не умею достаточно скрывать испытываемую мною скуку, еще меньше умею скрывать любовь, для того чтобы я мог когда-нибудь добиться выдающегося успеха у светской женщины».

И вдруг совершенно неожиданным образом госпожа Гранде, со своей осанкой королевы, со своей редкой красотою, огромным богатством, безукоризненным поведением, явилась блестящим опровержением этих философских, но грустных предвидений.

Люсьен наслаждался выпавшим на его долю счастьем. «Этот успех никогда не повторится, – думал он. – Никогда без любви с моей стороны я не буду пользоваться успехом у высокодобродетельной женщины, занимающей видное положение в свете. Я смогу добиться успеха только в результате пошлой и вульгарной любовной заразы, как говорил Эрнест. Я слишком невежествен в подобных делах, чтобы суметь соблазнить кого бы то ни было, хотя бы гризетку. Через неделю женщина мне либо наскучит – и я брошу ее, либо слишком мне понравится – и, заметив это, она посмеется надо мной. Если бедная госпожа де Шастеле любила меня, как мне хочется иногда верить, и притом любила уже после своего грехопадения с ненавистным гусарским подполковником, человеком