Читать книгу - "Соль и сахар - Ребекка Карвальо"

Я ахаю, и в мою сторону поворачивается несколько голов.

Игнорируя взгляды одноклассников, я лихорадочно роюсь в своем ежедневнике и натыкаюсь на мамин округлый почерк, напоминающий мне, что я должна закончить свои заявления. Она даже нарисовала лицо кудрявой девочки в очках со звездочками вместо глаз. Наверное, это я. Ну, та версия меня, которую она себе представляет, с восторженным взглядом на университет.

Меня накрывает ужасное чувство тошноты. Я думала, у меня больше времени. Диего встревоженно поднимает руку.

– А если я не знаю, какую специальность хочу указать? – Он задает вопрос, который я и сама себе задавала.

Пиментель ободряюще улыбается.

– Понимаю, это трудно, – говорит она. – Определение вашей будущей карьеры – непростая задача, но я предлагаю вам подумать о том, что вы любите. Может быть, так вы найдете ответ.

Я замечаю, как Педро закатывает глаза, но тут же снова прячет их за солнцезащитными очками.

Хотела бы я поговорить об этом с бабушкой. Всего за несколько дней до того, как ее пришлось госпитализировать, мы с ней гуляли. Медленно поднимались в гору к фейринье[38], ряду киосков перед бело-желтым собором шестнадцатого века, слева распростерся Атлантический океан, темно-синяя вода в моросящих сумерках.

– Ты не сказала Элис, что не хочешь изучать экономику? – ни с того ни с сего спросила меня бабушка.

– Тебе стоит пройти тестирование на телепатию, – пошутила я, направляясь в глубь рынка. – Нет, я ей еще не говорила.

Знакомые ароматы съестного, исходящие от киосков, успокоили мои тревожные мысли, как будто я попала в лабиринт приготовленных на гриле, в панировке и во фритюре лакомств. Акараже[39] с креветками. Рыба, приготовленная на гриле, которую поливают соком лайма и подают с кольцами сырого лука. Коксиньяс с рубленой курицей и картофелем. Густой мясной паштет с добавлением оливок. Кокосы и сыр из тапиоки[40]. Французские блинчики, которые готовят по заказу прямо на глазах у покупателей, сворачивают в трубочки и наполняют шоколадным или сливочным кремом.

– Почему нет, дорогая? – спросила бабушка, когда мы проходили мимо киоска доньи Клары, где она в сотый раз отчитывала Изабель за то, что у той снова подгорело растительное масло.

– На днях она водила меня в бухгалтерскую фирму.

– И?

Я остановилась как вкопанная.

– Это было ужасно.

Бабушка ободряюще улыбнулась, взяла меня за руку и мягко повела вдоль киосков.

– Ты должна рассказать ей, что ты чувствовала.

– Не могу.

– Скажи ей, что не хочешь быть бухгалтером, – настаивала она.

Я была благодарна за паузу в разговоре, когда мы подошли к киоску с мисто квенте[41] доньи Валерии, где заказали ее знаменитые сэндвичи на гриле с мортаделлой[42], измельченным чесноком и липким плавящимся сыром, который тянется, когда его откусываешь. Невзрачная, но такая вкусная еда. Когда ешь эти сэндвичи, так и тянет забыть о манерах. Запрокинуть голову, даже если опасно свисаешь с табурета, чтобы запихнуть в рот весь растянувшийся сыр, как в «Матрице».

Что я могу сказать… невоспитанный из меня гурман, но, по крайней мере, я всегда наслаждаюсь каждым кусочком, смакую его. Так учила меня бабушка.

Но прошло совсем немного времени, бабушка бросила на меня многозначительный взгляд, и я поняла, что она не оставит наш разговор без внимания.

– Когда я думаю о поступлении в университет, чтобы изучать экономику, стать бухгалтером, торчать целый день в такой фирме, – сказала я, размышляя над разительным контрастом между этой мыслью и ароматным кусочком мисто квенте у меня во рту. – На вкус эта идея как… ничто. Пресно.

Я откусила еще кусочек, согреваясь вкусом тягучего сыра.

– Я знаю, ты хочешь, чтобы твоя мама была счастлива, но тебе тоже нужно быть счастливой. И если бухгалтерия – не для тебя, мама поймет. Не думаю, что она знает, что ты несчастлива.

– Не знаю. Иногда я не понимаю маму. Она говорит, что хочет, чтобы у меня был выбор. Потому что она сама не училась в университете. Но потом она велит мне поступить в университет и стать бухгалтером, как хотел папа. Она хочет, чтобы я была первой Рамирес, поступившей в университет, – вздохнула я. – Она… так давит. И вообще не оставляет мне никакого выбора. Она просто хочет, чтобы я была такой… идеальной.

– Не хочешь быть идеальной?

Я посмотрела на бабушку, и мы обе рассмеялись.

Она сжала мою руку, и я почувствовала прикосновение ее морщинистой кожи. Она мерзла, хотя вечер был теплый. Какая же она хрупкая.

– Просто поговори с ней так, как ты говоришь со мной, – повторила она. – Все будет хорошо. Мама любит тебя. Она просто хочет для тебя самого лучшего.

Я застонала, заранее страшась этого разговора.

– Пока ты рядом, со мной все будет в порядке, – сказала я абсолютно искренне. Это единственное, что я знала наверняка. – Я подам заявление на экономический, как хочет мама. И стать бухгалтером не так уж плохо, не так ли? Займусь налогами в «Соли»! Звучит? Я о тебе позабочусь!

Бабушка посмотрела на меня так, как смотрела с тех пор, как ей поставили диагноз «рак». Так, словно пыталась запомнить мои черты, наслаждаясь моментом. Точно так же она начала смотреть на все вокруг себя. На «Соль». На фейринью. На наш район.

Как будто собралась уехать и не знала, сможет ли вернуться.

– Есть кое-что, что я должна тебе объяснить, – сказала она. Зловещий тон в ее голосе был подобен надвигающейся на горизонте буре.

Я знала, что она посещает все больше врачей. Специалистов. Мне не нравилось выражение ее глаз, когда она возвращалась домой после этих визитов.

– Пожалуйста, не думай об этом. Просто будь здесь, со мной, – сказала я.

Я положила голову ей на плечо, держа в руке недоеденный мисто квенте.

Бабушка прижалась своей головой к моей.

– Я здесь, с тобой.

15

ПЯТНИЦА, 29 АПРЕЛЯ

Жареный пирожок с говядиной, который я купила в кафетерии, оказался очень жирным, и в нем было больше воздуха, чем мяса. Откусив кусочек, я откладываю его в сторону. На вкус напоминает слезы дочери и родительское разочарование.

Я открываю на телефоне веб-сайт Федерального университета и просматриваю наполовину заполненную анкету. Не знаю, сколько раз я пыталась ее закончить, но всякий раз сдавалась. К сожалению, поле для указания специальности оставалось пустым достаточно долго, чтобы я поняла: само по себе оно не заполнится.

В конце концов мне придется что-нибудь написать. Ведь так?

Пиментель предложила нам подумать о