Читать книгу - "Красота на земле - Шарль Фердинанд Рамю"

— Это вы? — Она повернулась к Ружу.

Руж помотал головой.

— Значит, вы? — спросила она Декостера.

Тот сделал знак, что нет. Она пожала плечами.

Дверь оставалась открытой, и за ней погожим воскресным днем на воде множились лодки и паровички: при случае люди из деревень на горах и за ними любили спускаться вниз по воде: ее дивная гладь сверкала между жердей заборов и манила всех на простор из их тесных мирков. Те, кто хотел, всегда могли взять напрокат у Перрена лодку на часок-другой. На простор выходили и белые пароходы под красными, зелеными, белыми и трехцветными флагами, предупреждавшие о своем появлении глухим шлепаньем огромных колес, а иной раз — хоровым пением мальчиков и девочек. Они пели в два голоса, и бывало трудно определить, откуда доносятся звуки, потому что над водой они разносятся всюду. В открытую дверь неслись голоса, а на свежевыбеленном потолке мелькали тени от набегающих волн. Свет лился и сверху, и снизу, серебря стоявший на столе кофейник. Один из пароходов (можно было прочесть название Рона), чей нос и корма были словно отрезаны, а труба уперлась в притолоку, на мгновение заполнил дверной проем. Кофейник блестел, а чашки сверкали не одним, а всеми боками. Они только что закончили завтракать, и Жюльет осторожно брала пальцами ягоду за ягодой. Вдруг Руж поднялся с места. Мимо проплыл пароход. Декостер проскрежетал скамьей по цементному полу. Воскресенье выдалось на славу. Руж вышел, засунув руки в карманы, и по привычке двинулся к берегу. Декостер занялся посудой. Она хотела помочь, но Декостер лишь сказал: «Нет, мадемуазель, это мое дело». Тогда она пошла в свою комнату, где все сверкало новизной: кровать, стены, потолок, плитка. На окне были белые занавески, и лучи солнца переплетались в воздухе, отражаясь в большом настенном зеркале. Зайчики плясали в ее волосах и на плечах. Она подошла к зеркалу и закрыла глаза, крутя в пальцах прядь волос над ухом. Вокруг была благодать, но тогда отчего это вдруг?..

Она была в комнате, а Руж — на песке у воды; было слышно, как он ходит туда-сюда.

Она отодвинула занавеску и выглянула наружу; она увидела, что Руж тоже не знает, чем бы заняться, и бродит, сунув руки в карманы.

Что такое? Она не знала. Кто-то в лодке пел вдалеке. Купальщики перекликались у подножья скалы, их смех приглушала вода. Она вышла и пошла к Ружу, и тут вдруг зазвонили колокола. Над верхушками деревьев виднелась колокольня с жестяной проржавевшей крышей и красным флюгером-петушком. Она подошла и встала рядом с Ружем, тот показал ей на колокольню, потом на другие места вокруг, а в это время рыбки выпрыгивали из воды за его плечом. Декостер наводил порядок на кухне и гремел посудой. На колокольне качались два колокола, один звонил отрывисто и часто, другой — глухо и редко.

— Не правда ли, красивый перезвон?

Все оттого, что сегодня было воскресенье. Мир вокруг стал прекрасным.

— А что же вы?

Руж замолчал, он внимал воскресному дню. Кто-то пел в гребной лодке, купальщики под скалой кричали и звали друг друга, пели напоследок дрозды. Он посмотрел на нее, и она сама оглядела себя: черное платьице, голые ноги в старых кожаных туфлях.

— О, — сказала она, — я не решалась… В прошлый раз, вы ведь помните, мне досталось…

— Теперь, — сказал Руж, — вам нечего опасаться.

— Тут это не принято, да и моды здесь не те, что у нас…

— У нас?

— Ну да, у нас там.

— Вот именно.

— О! Раз вы хотите, — сказала она, смеясь, — подождите минутку…

Вот отчего Морис — там, в кустах на скале, — не сразу узнал ее, когда она появилась. Она вышла на яркое солнце, вся увитая желтым, и шла в его свете. Он узнал ее только тогда, когда она дошла до воды и повернулась, словно обращаясь к кому-то.

Морис видел переднюю часть дома Ружа немного наискось и не мог понять, с кем она говорит, но ее-то лицо он разглядел хорошо — лицо девушки в просторной желтой шали с цветами, спускавшейся ниже колен.

Теперь он все видел, словно в бинокль: она была здесь, перед ним, вот она выпрямилась, рассмеялась и сказала что-то через плечо, пошла назад. Все — угол дома скрыл ее от Мориса и вернул нам.

Оттуда, из своих кустов, он наблюдал происходящее. Вот подплыл плот с двумя мальчуганами; они не могли сесть и стояли на нем по щиколотку в воде, орудуя самодельными веслами. Плот они смастерили из досок, прибитых к двум половинкам бочек. Если не считать коротких трусов в голубую полоску, они были голые и уже загоревшие.

Плот появился из-за сосняка; было слышно, как мальчишки громко спорят:

— Эрнст, не зевай, мы опрокинемся…

— Сам виноват.

— Говорю же тебе, это ты.

Они еще не доплыли до сияющей полосы, пересекавшей озеро наискосок от солнца до самого берега, — точь-в-точь их большой дороги с кочками, выбоинами и сучками (как на истертом полу). Вот и мальчишки, и плот стати черными…

Послеполуденный час в воскресенье. Везде голоса, песни и смех. Морис видит гуляющих по берегу людей, лодки чуть дальше на воде. Он слышит детские крики и пытается разглядеть плот, но солнце слепит ему глаза. Мгновение он ничего не видит, кроме плывущих перед глазами красных и розовых кругов, постепенно заполняющих весь горизонт. Вот и она, когда появляется снова, становится лишь желтым пятном в желтом круге неверного взгляда. Потом пятно приходит в движение и тоже становится черным на фоне блестящей воды.

— Эй, вы, там! — кричит Руж. — В первый раз, что ли? Гребите одновременно…

Руж подходит к Жюльет, а за ним Декостер. Тем временем плот вновь показывается на голубом просторе воды, и тела ребятишек снова обретают свой коричневый цвет.

— Эрнст, греби же направо… Луи, вставай слева. Ну, давай же, Луи, еще…

Она подходит к Ружу и, наверное, о чем-то просит. Вот она говорит, потом замолкает, склонив голову, настойчиво качает головой. Руж, должно быть, в конце концов соглашается. Она хлопает в ладоши.

Морис видит, как Декостер быстро идет к нему, словно обнаружив его укрытие, но он не поднимает головы, а, вытянув шею, смотрит под ноги. Вот он входит в камыши.

Морис следит за Декостером, потом переводит взгляд на берег; он обнаруживает, что она снова исчезла.

Тем временем Декостер отвязывает лодку, которая раньше звалась «Кокеткой», а теперь больше так не зовется. Лодка стала как новенькая, снаружи покрашена зеленью, а внутри — охрой. Декостер вставляет весла и гребет сквозь камыши, сворачивает направо и выходит на чистую воду. Последний взмах весел, киль скрипит о песок — и он причаливает перед Ружем. Декостер спрыгивает на берег и ждет; Руж ждет. «Жюльет», похоже, тоже ждет, легонько покачиваясь на животе; ее крутые бедра колышутся туда-сюда, а за ними из воды, словно из сковородки с кипящим маслом, выпрыгивают маленькие блестящие рыбешки.

Вот она появляется вновь, и горы ликуют. Она идет в своей шали, и видно, как длинная бахрома струится вдоль ее ног и отлетает от выпуклых икр. Прекрасные голые ноги ступают по гальке. Миг — и желтая шаль на земле; Декостер толкает «Жюльет», горы сияют, рыбки прыгают из воды; сияет она сама, ее широкие плечи и обнаженные руки. Дети кричат на плоту — это она в шутку правит прямо на них. Она гребет, и мальчишки тоже гребут, стараясь увернуться, потом видят, что не успевают, и прыгают в воду.