Читать книгу - "На круги своя. Повесть и рассказы - Александр Федорович Тебеньков"

разобрано и лежало в Ленькиной большой спортивной сумке. Патронташ с двумя десятками патронов, еду и пару болотных сапог нес Сережка.

На семичасовой трамвайчик – маленький речной теплоходик – народа было немного.

Мальчики, спустившись вниз, прошли на корму.

Дизель оглушающе ревел, вода струилась рядом, только руку протяни, и убегала сплошной серой лентой, вставая за кормой взбитым до пены буруном. Чуть заметно сдвигались назад далекие берега, сизый дымок выхлопа зябко прижимался к воде. Изредка, подхваченный ветерком, он попадал в их маленький закуток, и мальчики с удовольствием вдыхали запах не полностью сгоревшей солярки.

Чайки резкими криками попрошайничали за кормой, подлетали к самому флагу, разевая острые, жадные клювы. Сережка вытащил кусок хлеба, и они с Ленькой, усевшись на узенький фальшборт ногами к воде, стали бросать им маленькие кусочки.

Солнце стояло уже довольно высоко, когда мальчики вышли к озерам. У рощицы, взбежавшей на небольшой холмик, они присели собрать ружье. Внизу на многие километры расстилалась заболоченная равнина с частыми голубовато-зелеными глазками открытой воды.

Патронташ Сережка нацепил на себя, а ружье великодушно протянул Леньке.

– На, ты первый. Только пошли быстрее, а то здесь народ ушлый, управятся и без нас. Вон, глянь!

На всем открытом пространстве то тут, то там вспыхивали и мигом рассеивались белесые дымки. Ветер дул мальчикам в спины, и выстрелов не было слышно.

По осыпающемуся склону они быстро сбежали вниз на податливую, кочковатую землю.

– Знаешь, что, – Сережка огляделся. – Пойдем-ка лучше краем. А то еще напоремся на егеря.

Всюду стояли копны. Маленькие озерца-баклушки были обкошены до воды, только вокруг озер побольше камыши оставались высокой и ровной стеной.

Внутри зарослей стало пыльно и душно, паутина липла к лицу и рукам. В горле запершило. Мальчики изо всех сил старались сдерживать кашель, боясь спугнуть уток под берегом, а плотные, жесткие листья предательски громко шуршали, крепкие стебли сухо скрежетали, терлись друг о друга.

Под ногами захлюпало.

Ленька оступился и одной ногой почти по колено ушел в старую, с обвалившимися краями, глубокую колею от колесного трактора. Черная жижа запузырилась, издавая такую густую болотную вонь, что Леньку чуть не стошнило. Он на ходу попытался очистить жижу с брюк, загребая ногой осоку, но только размазал по штанине. Кеды наполнились водой.

Закинув ружье за спину, Ленька старался не отстать от мелькавшей впереди голубой куртки. Сережка в своих сапогах шел и шел вперед, уверенно раздвигая высокие крепкие стебли, словно просачиваясь между ними…

Ленька взял ружье наперевес и в тех местах, где камыш немного расступался, вскидывал его в пустое небо, представляя, что там пролетает стайка ладных, красивых, как на картинке, уток. Потом он прицелился в Сережку.

– Руки вверх!

Тот обернулся и крикнул сердито:

– Ты что, обалдел? Убери!

– Чего это ты? – недоуменно спросил Ленька, опуская ружье. – Оно же не заряжено.

– А то! Раз в году и палка стреляет.

– Я же прекрасно помню, что там патронов нет, – упрямо возразил Ленька. – Вон они все, у тебя.

– Дубина ты, вот кто. Это тебе не жеваной бумагой из трубочки плевать, это оружие. – Сережка явно говорил с чужих слов. – Усек или повторить?

Ленька слушал, насупившись. Сейчас, конечно, главным был Сережка. Он с отцом сколько уже раз ходил на охоту, а Ленька что – из рогатки по воробьям…

Ни на этом, ни на соседнем озере уток не было. Ребята выбрались на открытое место и остановились отдышаться.

Вдалеке раздался выстрел: «Б-бах!».

«Дымный порох», – с удовольствием от сознания своей способности определить это, подумал Сережка.

«П-пау-у!»

«А это уже бездымный», – он посмотрел в сторону выстрелов, потом на Леньку. Тот на Сережку. И, загоняя подальше мысли о егере, они зашагали навстречу непрекращающейся пальбе.

К новому озеру сквозь камышовые заросли Ленька шел теперь впереди. Блеснула вода, и он услышал громкий Сережкин шепот:

– Сто-ой!

Сережка потянул его за рукав, и он послушно присел.

– Гляди!

У противоположного берега, почти в камышах, попеременно окуная головы в воду, плыли три темно-серых утки. До них было недалеко, но они казались отсюда неожиданно маленькими, игрушечными, ну, чуть больше воробья.

– Давай сразу дуплетом, из двух стволов! – срывающимся голосом прошептал Сережка. – Ну, давай!

Дрожащими руками Ленька взвел курки. Они звонко клацнули, и у Леньки оборвалось сердце. Он перевел дух, стал на одно колено. Камышинки впереди мотались под ветром, заслоняя уток, а Сережка гундел и гундел:

– Подожди, пока они кучкой не соберутся, и – дуплетом…

– Да заткнись ты! – не выдержал Ленька. – Знаю!

Руки устали, ружье так и ходило из стороны в сторону.

«К черту! Не уйдут!» – Ленька осторожно положил ружье и, не обращая внимания на отчаянные жесты друга, несколько раз глубоко вздохнул, потряс внизу расслабленными кистями рук, словно в тире, и снова поднял двустволку. Стволы дернуло вверх, зазвенело в ушах. Сквозь дым он видел, как хлестко ударила дробь посреди стайки, как взвились в небо и прошли за противоположные камыши две птицы.

– Е-е-есть! – ликующе завопил Сережка, поднявшись в рост.

Ленька встал и посмотрел вперед. Там, у берега, где только что плескались утки, что-то чернело. Сережка сильно ударил его по плечу:

– Ну, давай пять! С полем!.. Тебе бы, конечно, самому ее достать, ну да ладно, сплаваешь за моей.

Он быстро разделся догола, ухая и коротко вскрикивая от холода, побрел напрямик через неожиданно мелкое озеро и там победно поднял над головой темную тушку.

– На! – Он кинул утку Леньке под ноги и, скользя по илистому берегу, выбрался на траву. – Видишь, белые залысины у клюва? Лысуха… Так себе дичь, не здорово котируется, но – ничего, вкусная. Эх, зря ты не дуплетом! Ты бы всех троих положил.

– А я не дотямил, – Ленька присел и осторожно, одним пальцем, потрогал начинающую остывать утку. – Я ж к мелкашке привык.

– Ну, лады, прячь в сумку. Смотри, не измажься… Хотя нет, уточка чистенькая, прямо в голову. Молодец…

На следующих озерах Сережка дважды стрелял по одиночным уткам. Первый раз он промахнулся, а вторая утка, отчаянно забившись на воде, ушла в камыши.

– Эх-ма, собаку бы, – сокрушался Сережка. – Вот и у отца так же: одну добудет, а три подранка уйдут.

– А потом?

– Что потом… сдохнут там – всего и делов. Ни себе, ни людям.

К середине дня они почувствовали усталость.

На берегу очередного озера оказался маленький, на двоих, шалаш-скрадка, ловко сложенный из рогоза и камыша. Мальчики забрались в него, представляя, как они сидели бы здесь сегодня утром. Рассвет бы чуть-чуть брезжил, туман слоями ходил бы по озеру и медленно таял, а у дальнего берега, вон из-за того жиденького ивняка, выплыли бы штук десять уток и поплыли бы прямо на них…

Ленька глянул вверх и застыл: чуть в стороне над их головами кружила утка.

– Стреляй!

– Погоди! – прошипел Сережка. – Дай сядет!

Птица кружила, присматриваясь.

Со всех сторон звучали близкие и далекие выстрелы.

Она с самого восхода, оторвавшись от стаи, металась над знакомыми местами, но всюду ее встречали оглушающе резкие звуки, огонь, дым и сноп чего-то непонятного, проносящегося в воздухе рядом – горячего и смертельно опасного. А на воде снова был грохот, снова огонь, дым, а это горячее и смертельно опасное взрывало, вспенивало воду необычно кучной и сильной малёчьей стайкой.

Она делала круг за кругом, присматриваясь, потом вдруг резко повернулась на крыле и ушла в сторону.

– Эх, ты-ы! – Ленька сплюнул с досады. – А еще – «я-я, охо-отник»!

– Да и Бог с ней! Подумаешь! – оправдывался Сережка. – Ну, не села если… А влет стрелять – хуже нет. Все равно бы не попал.

Они выбрались из скрадки и решили дальше не идти, отдохнуть здесь. Поели, напились теплого чая из термоса и привольно раскинулись на мягкой куче рогоза в узкой прогалине зарослей.

– А вовремя твоему бате подвернулась командировка.

– Не говори, Лень! Он прямо взбесился, ведь первый раз открытие охоты пропускает.

– Ничего, мы вместо него…

– Главное, чтоб не узнал.

– Не боись, не узнает.

…Стоял конец сентября, почти середина осени, но солнце не по времени припекало. Ветер проходил верхами и сюда,