Читать книгу - "В свободном падении - Антон Секисов"

Домой идти не хотелось, и я ещё немного постоял так, вглядываясь в густой шелестящий мрак. Щёки горели от стыда или от мороза. Из окна первого этажа громыхала попса. Где-то поблизости рычало забуксовавшее авто. Дикие нечеловеческие вопли доносились издалека. Бурное действо происходило в непроглядном мраке. Неожиданно я вспомнил, что в квартире у меня пьяная и невменяемая женщина. Вздохнув и вытащив из кармана полупустую пачку, я нехотя зашагал обратно.

Когда я вернулся домой, Майи нигде не было. Я подумал было, что она затеяла какую-то дурацкую игру, может, решила поиграть в прятки, но оказалось, она лежала на том же диване, просто провалилась в него так глубоко и зарылась подушками, что её совсем не было видно. Я извлёк её из диванных глубин и отряхнул от пыли. Она посмотрела на меня тревожными коровьими глазами, глазами не просто коровы, но коровы, готовой к доению. По полу катались пустые бутылки вина. В свете старинной лампы они отливали розовым.

Мне хотелось спать, но я сел рядом с Майей и возложил ей руку на спину. Майя издала какие-то звуки, нечто среднее между мычаньем и мурлыканьем. «У тебя есть ещё выпить?» — спросила она, зевнув. В холодильнике у меня была неоткупоренная бутылка бурбона, и я отправился за ней. По пути заглянул в туалет — странно, но вода сливалась нормально. Зайдя в гостиную, я обнаружил Майю неловко стаскивающей с себя мою футболку, безнадёжно запутавшейся в ней. Я видел, как косые мышцы её живота напрягаются, как напрягается рука, пытающая вызволить себя из рукавного плена. Бретелька лифчика безвольно колыхалась на предплечье. Я погладил обнажившееся плечо и улёгся рядом. В это время оживился мой телефон: засветился, завибрировал, и уж только потом зазвучал голосом того самого Йена Кёртиса, которого я сумел пережить. «Radio, live transmission, Radio, live transmission» — дважды успел пропеть Йен, прежде чем я дотронулся до экрана. Звонила бабушка. В трубке я услышал вкрадчивый, уставший голос.

— Андрюша, это ты?

— Да, бабушка, это я. Ты звонишь на мой мобильный.

— Андрюшенька, ты живой? Куда же ты пропал? Вчера сбежал от нас, как заяц, даже договорить не успели…

— Я просто… ну, учился, занимался… работал, — я сел на диван, рядом с Майей. Диван отчаянно скрипнул.

— Работал, — повторил я. — Было много работы.

Прошло уже больше двух лет, но бабушка до сих пор не знала, что меня отчислили из университета. Думала, что я всё учусь и учусь, бесконечно.

Майя надвинулась на меня и жарко шепнула в другое ухо: «я вся мокрая». Я поощрительно кивнул ей, мол, это хорошо. В ответ Майя вдруг хищно набросилась на меня и вцепилась в ухо. Я, чтобы не вскрикнуть, больно прикусил губу. Наверное, пошла кровь. Изо рта у Майи всё ещё крепко воняло спиртом.

— Сегодня шёл дождь, ты не промочил ноги? — интересовалась бабушка.

— Нет, бабушка, не промочил, — в ушах вспыхивали, пульсируя, слова: «мокрая… мокрая…». Майя опустилась ниже, укусила в шею. Я почувствовал жжение, тяжёлое дыхание на себе. Пальцы её, бессистемно блуждавшие по животу, внезапно опустились ниже, нырнув под ремень. Майя застонала, распалённая сама собой.

— Что это? — оживилась бабушка.

— Да это так… на улице… — вяло откликнулся я. Майя продолжала тяжело дышать в шею, расстёгивая пуговицы на моей рубашке, быстро и умело.

— На улице… — встревожено повторила бабушка. — Я так волнуюсь из-за тебя. Сейчас вот в новостях опять передавали про преступность. Сейчас так много преступности. Время-то какое…

— Да, время такое… преступность, — Майя целовала меня в оголившийся живот, спускаясь всё ниже. Оторвавшись от меня ненадолго, чтобы сделать несколько жадных глотков из бутылки, она основательно взялась за мой неподатливый ремень.

— Вот я и говорю! Сейчас вот передавали про мальчика, которого убили на вокзальной платформе из-за телефона. Сначала побили, потом забрали его телефон, а он оказался плохой, не работающий. И они его из-за этого совсем убили.

— Ужасно… ужасная история. — Майя лишала меня штанов, рыча, подобно дикому зверю.

— Расскажи мне, как ты питаешься? Что, к примеру, ты ел сегодня на обед? — Майя с громким хрустом стащила лифчик и, совсем потеряв терпение, укусила меня в нос.

— АААЙ! — завопил я. — Бабушка, тут какие-то помехи на линии. Очень плохо слышно… Ты слышишь меня?

— Да, я прекрасно слышу.

— А я не слышу тебя почти. Как-то прерывисто. Вот, ты опять пропа… — я отключил телефон и бросил его в сторону. Бутылка слетела с дивана и покатилась по разгромленному паркету. Ценная терпкая влага заливала живущих у меня под полом неизвестных организмов. Майю было уже не остановить.

3

Я лежал в своей постели и наблюдал, как полумёртвая муха ползёт по направлению ко мне. Я знал, что она не сумеет доползти. Было пол-одиннадцатого утра. Некоторое время я лежал просто так и зевал, зачем-то прикрывая рукой свою обильную зевоту. Наконец, приподнялся, надел трусы, потом носки, потом джинсы, подошёл к окну и закрыл форточку. Всю ночь был снег с дождём и холодный ветер, так что всё, что находилось вблизи форточки, было холодное, и грязное, и мокрое, как погода на улице. С отвращением занавесив всё это шторой, направился в туалет. Было приятно писать на своей собственной жилой площади, в собственный, ржавый, явно нуждающийся в замене унитаз. Только вот как произвести эту замену? Я писал и мечтал. Как хорошо бы было, мечтал я, если бы замена унитаза происходила так же, как и замена игрока в футболе. Я представил себе, как выдохшийся, «наевшийся» человеческих экскрементов старый унитаз еле добредает до бровки. Он стаскивает с себя взмокшую футболку, швыряет её под ноги и обречённо бредёт в раздевалку. Вместо него на поле выбегает чистый, энергичный молодой унитаз, готовый к подвигам.

Далее я заглянул в ванную. В ванной отчего-то густо воняло клеем. Я умылся, зубы чистить не стал. Побрился тупым лезвием, без пены. Лезвия хрустели по лицу, застревая в проволоке жёсткой щетины. Было больно, очень больно: снова покраснение кожи, раздражение и зуд. И вот так почти каждое утро, подумал я с тоской: раздражение и зуд снаружи, упадок духа и паралич воли изнутри.

Но сегодня для дурного настроения был явный повод: нужно было ехать, встречаться с этим нассистом Сергеевым. Мне не нравилась его безыскусная фамилия, не нравилось, что он Анин «старый друг». Достойных людей среди Аниных друзей водиться не могло, тем более среди друзей «старых». Но всё же я обещал.