Читать книгу - "Женщины в любви - Дэвид Герберт Лоуренс"

Когда Урсула и Биркин уехали, Гудрун почувствовала, что теперь ничто не помешает ее битве с Джеральдом. По мере того, как они все больше и больше привыкали друг к другу, он казалось, все больше и больше давил на нее. Сперва ей удавалось с ним справляться и ее воля оставалась только ее волей. Но очень скоро он начал игнорировать ее женские хитрости, перестал уважительно относиться к ее капризам и личным потребностям – он требовал слепого подчинения себе, не обращая внимание на то, что нужно ей.

Назревал серьезный конфликт, который пугал обоих. Но он был одинок, в то время как она постепенно начала выходить во внешний мир.

Когда Урсула уехала, Гудрун ощутила, что ее собственная жизнь потеряла смысл, стала примитивной. Она в полном одиночестве сидела в своей спальне и разглядывала крупные мерцающие звезды. Прямо перед ней странной тенью возвышалась гора. Здесь было центр всего. Она ощущала какую-то странную неотвратимость, словно она стояла в месте, которое было средоточием всего сущего, где больше ничего не существовало.

– Ты сидишь одна в темноте? – спросил он.

И по его тону она поняла, что ему это не нравится, что ему неприятно уединение, на которое она сама себя обрекла. Но хотя она сидела, замерев на месте, и ожидая, что будет дальше, она испытывала к нему только теплые чувства.

– Если хочешь, зажги свечу, – сказала она.

Он не ответил, но подошел и стал за ее спиной, скрытый мраком.

– Посмотри, – сказала она, – на ту чудесную звезду. Не знаешь, как она называется?

Он приблизился к ней вплотную и, нагнувшись, выглянул в окно.

– Нет, – сказал он. – Она очень изящная.

– Разве она не прекрасна! Ты заметил, как она испускает разноцветные лучи – она и правда очень красиво сверкает…

Они сидели в тишине. Не произнося не слова, она опустила руку на его колено и взяла его за руку.

– Ты грустишь, что Урсула уехала? – спросил он.

– Нет, вовсе нет, – сказала она, а затем медленно спросила: – Как сильно ты меня любишь?

Он замкнулся в себе.

– А как ты думаешь, как сильно? – спросил он.

– Я не знаю, – ответила она.

– Но как, по-твоему? – спросил он.

Повисла пауза. Через некоторое время в темноте раздалось жесткое и безразличное:

– На самом деле ты меня почти не любишь, – холодно и едва ли не дерзко ответила она.

При звуке ее голоса кровь заледенела у него в жилах.

– Почему же я не люблю тебя? – поинтересовался он, понимая, что ее обвинение истинно и ненавидя ее за это.

– Не знаю – я относилась к тебе хорошо. Ты пришел ко мне в ужасном состоянии.

Ее сердце билось так сильно, что она едва могла дышать, однако она оставалась сильной и безжалостной.

– Я был в ужасном состоянии? – переспросил он.

– Когда ты впервые ко мне пришел. Я пожалела тебя. Но любви никогда не было.

Эта фраза, «любви никогда не было», безумным гулом отдавалась в его ушах.

– Зачем тебе так часто повторять, что любви нет? – спросил он голосом, полным сдерживаемой ярости.

– Ты ведь не думаешь, что любишь меня? – спросила она.

Он молчал, охваченный ледяным гневом.

– И ты же не думаешь, что можешь любить меня, так? – почти язвительно усмехнулась она.

– Нет, – сказал он.

– Ты же знаешь, что никогда меня не любил, так?

– Я не знаю, что ты понимаешь под любовью, – ответил он.

– Нет, понимаешь. Ты прекрасно знаешь, что никогда меня не любил. Разве не так?

– Так, – сказал он, упорно следуя голосу истины.

– И ты никогда меня не полюбишь, – подытожила она, – не так ли?

В ней чувствовался какой-то дьявольский, невыносимый холод.

– Нет, – согласился он.

– А в таком случае, – ответила она, – чего же ты от меня хочешь?

Он молчал, ощущая лишь холод, испуг, ярость и отчаяние. «Если бы только я мог убить ее, – беспрестанно раздавался шепот в его сердце. – Если бы только я мог убить ее, я стал бы свободным».

Ему казалось, что только смерть могла разрубить этот Гордиев узел.

– Зачем ты мучаешь меня? – спросил он.

Она обвила руками его шею.

– О, я вовсе не хочу мучить тебя, – успокаивающе сказала она, словно утешая ребенка.

От такой дерзости у него похолодело сердце, он перестал воспринимать окружающий мир. Ликуя, что ей удалось вновь окутать его сочувствием, она не выпускала его шею из кольца своих объятий. Но это сочувствие было мертвенно-холодным, потому что в его основе лежали ненависть и боязнь, что он вновь подчинит ее себе, – а этому она постоянно должна была противоборствовать.

– Скажи, что любишь меня, – умоляюще попросила она. – Скажи, что будешь любить меня вечно – ну скажи, скажи!

Ее голос ласково обволакивал его. Однако в ее чувствах не было места для него, она уничтожала его своим холодным взглядом. А настойчивые требования выдвигала ее неумолимая воля.

– Ну скажи, что будешь любить меня вечно, – мягко настаивала она. – Скажи, пусть это и не правда, ну же, Джеральд, скажи.

– Я всегда буду любить тебя, – повторил он, с трудом выдавливая из себя слова.

Она быстро поцеловала его.

– Представь, что эти слова шли от сердца, – сказала она с добродушной усмешкой.

Он стоял с побитым видом.

– Попытайся любить меня немного больше, а желать немного меньше, – добавила она полупрезрительно, полуласково.

Тьма волнами накатывала на его рассудок – огромными темными волнами. Ему казалось, что она унизила само средоточие его сущности, что ей казалось, что с ним не стоит даже и считаться.

– То есть ты говоришь, что не хочешь меня? – спросил он.

– Ты такой настойчивый, в тебе так мало изящества, так мало утонченности. Ты такой грубый. Ты хочешь сломить меня – растратить мою силу, я этого очень боюсь.

– Боишься? – повторил он.

– Да. Теперь, когда Урсула уехала, мне хотелось бы иметь отдельную комнату. А ты можешь сказать, что тебе понадобилась гардеробная.

– Делай, как знаешь, – можешь даже уехать, если хочешь, – удалось произнести ему.

– Да, я это понимаю, – ответила она. – Ты тоже можешь. Можешь оставить меня в любом месте – и можешь мне даже об этом не сообщать.

Его разум погрузился во тьму, он едва держался на ногах. Его охватила страшная слабость, он почувствовал, что может рухнуть на пол.