Читать книгу - "Жизнь в солнечном луче - Борис Фомич Шурделин"

совсем новое — необыкновенную случайность, такую, какая и права жительства в литературе не имеет. Правильно, последняя книжка не получилась. Рассказ друга, который я использовал слишком точно, утратил что-то очень важное. Не было вымысла. Нужен воздух вымысла. Раньше я считал вымысел кощунством. А теперь?»

Он не стал искать ответа, он решил ждать…

В середине июня, в субботу утром, полковник получил телеграмму:

«Приеду дневным поездом позвоню вокзала Саша».

Но полковник сам поехал на вокзал.

На перроне он встретился с одним своим приятелем — артистом, исполнявшим в местном театре героические роли. В жизни артист был неказист и не всегда разговорчив, но если уж начинал говорить, то без умолку.

— Сына встречаю! — крикнул он полковнику.— Не виделись десять лет. Сейчас ему уже, слава богу, двадцать пять. От первой жены. От первой моей половины. Закончил университет. Химик. Будет работать где-то. Я даже не помню. Забыл. Он писал, я забыл. Такая телячья память. А ты? Кого ты встречаешь? О, не настаиваю. Понимаю.

Полковник снисходительно улыбнулся.

— Счастливец! — продолжал артист.— К сожалению, я уже не могу встречать женщин. Меня крепко скрутили. Но я не жалею. А ведь и я встречал на вокзалах женщин — и каких, мой друт! И все равно не жалею!

— Почему же? — неожиданно спросил полковник,

— Пора, мой друг, покоя сердце просит…

— Ты уверен, что покоя?

— И ничего другого! Убедился на собственном опыта

— Умные предпочитают учиться на опыте других.

— Не для нас, это для гигантов, а мы — посредственности. Я не говорю о тебе, я — о себе.

— Люди рыдают, глядя на твою игру, а ты — посредственность?

Артист рассмеялся.

— Ты пьешь с той минуты, как узнал, что едет сын? — спросил полковник.

— Но у меня есть оправдание.

— Сын — оправдание?

— У меня теоретическое оправдание.

— Даже теоретическое?

— И со ссылками на безусловные авторитеты. Я водку не пью. А великие люди прославляли вино. Послушай, что писал один великий немец о вине. «И какое вино!— восклицает он.— Что за разнообразие — от бордо до бургундского, от бургундского до крепкого сен-жоржа, люнеля, фронтиньяна на юге и до пенистого шампанского! Какое разнообразие белых и красных вин — от пти-макона или шабли до шамбертена, шато-лароза, сотерна, до руссильонского, до пенистого аи! И подумать только, что каждое из этих вин дает свой особый хмель, что при помощи нескольких бутылок можно пережить всю гамму настроений — от легкомысленной кадрили до «Марсельезы», от бурной страстности канкана до бешеного пыла революционного возбуждения и, наконец, одной бутылкой шампанского можно снова настроить себя на самый веселый в мире карнавальный лад!» Вот!

— Удивительно!

Появился поезд. Полковник увидел Сашу в окне. Тот стоял, прижавшись лбом к стеклу. Отыскав полковника в толпе встречающих, он взмахнул рукой и исчез.

Когда Саша выскочил на платформу, он сперва задержался, потом решительно направился к полковнику, протянул руку. Полковник почувствовал, что юноша ждал этой встречи. Он взял его руку и сказал:

— Молодец, что приехал.

Саша не ответил. Он только виновато улыбнулся.

Появился артист со своим сыном — толстым молодым человеком в огромных роговых очках.

— Простите.— Он смотрел то на полковника, то на юношу. Пожал плечами.— Походит на тебя. О! Жду вечером к себе. Есть отличный коньячок. Eau — de vie superieure. «Вода — это высшая жизнь». Запишем пулю. Поговорим. А? Обещаешь?

— Не знаю,— ответил полковник.— Нет, не обещаю. У нас сегодня много дел. Так? — обратился он к Саше.

Артист отвел полковника в сторону, спросил:

— Это сын? Да, да, я понял, твой сын. Он приехал отстаивать права своей матери? Какие права? Послушай, может быть, еще возможен между вами мир? Ради этого мальчика!

Полковник ответил:

— Если б было хотя бы так,— и вернулся к Саше.— Поехали домой, дружок,— сказал он.— Завтра утром, пораньше, мы с тобой начнем странствовать. У нас ведь есть время? В дороге будешь готовиться к экзаменам. Согласен?

— Конечно! На машине? Я мечтал о путешествиях.— Саша смутился, как будто поторопился высказать то, что должен был открыть позднее.

Он ехал к полковнику потому, что уже давно интересовался его жизнью, давно ему хотелось подружиться с этим человеком, узнать его полнее, чем это позволяли сделать его книги. Встреча на вокзале сломила ту внутреннюю неуверенность, которая сопровождала Сашу в пути.

Они провели весь вечер вдвоем, в небольшой ясновской квартире, заполненной моделями самолетов, книгами, морскими раковинами и географическими картами.

Рано утром, на рассвете, они отправились в путь. Полковник считал, что именно многодневная поездка вдвоем поможет обоим лучше узнать друг друга.

В Ростове они заехали к фронтовому другу полковника, отставному авиационному генералу. Подвижный, хоть и грузный, он закружил Яснова по прихожей, крикнул на кухню:

— Стол — горой! Друг приехал!

Потом увидел Сашу, раскинул руки.

— Сынуля? Молодец — парень! Что, конечно, летчиком будет? Отлично. Мой шалопай тоже пойдет по стопам отца. Когда? А, в этом году? Мой тоже. Вот и напарник есть! Что? Я уже договорился насчет своего оболтуса. Обещали! В какое? Ну, и мой туда же. Может, позвонить? Я могу, хоть сейчас. И никаких экзаменов. Все это формальности для кухаркиных детой.

— Но ведь мы с тобой и есть кухаркины дети,— возразил полковник.

— То мы, а не они!

Пока полковник и Саша приводили себя в порядок, генерал позвонил какому-то своему другу.

Войдя в гостиную, Саша услышал, конец разговора:

— Чтоб все было, понимаешь! — Генерал положил трубку, сказал полковнику:— «Повара» вызвал. Кавказскую кухню знает на зубок. Таких закатит цыплят табака, что закачаешься.

— Ты это зря затеял,— сказал полковник.— У нас есть работешка. Хочу машину посмотреть. Профилактика, так сказать.

Генерал замахал руками.

— Да что ты! Нет ничего проще! — Он схватил телефонную трубку, недолго подумал.— Сейчас я вызову двух спецов. За вечер они тебе наведут на твой тарантас такой блеск, что ты неделю качаться будешь. Бесплатно! И не возражай. Мне один вечер с тобой дороже целой армии.— Он поговорил о кем-то.— Через полчаса будут во дворе.

Генерал подсел к полковнику.

— Претензия есть у меня. Что ж это ты про меня ничего еще не написал? Я ж тебе разрешал использовать.

— Не успел еще, подбираюсь к тебе.

— Смотри, чтоб все в ажуре было, и без дегтя. А то ведь