Читать книгу - "Заброшенный в природу - Милен Русков"

— Что? Неужели кончилось? — выкрикнул я. — Великолепная пьеса.

Публика встала и разразилась бурными аплодисментами, сопровождая их приветственными возгласами.

В суете я невольно толкнул тарелку с потрошками. С невероятной ловкостью доктор Монардес сумел поймать ножом один кусочек прямо в воздухе и невозмутимо, молча отправил его себе в рот.

— Черт бы все побрал! — выругался я, глядя на разбросанные по полу потрошки, но не переставая при этом аплодировать.

На этом вечер закончился.

— Какая великолепная пьеса! — восхищенно сказал я сеньору Джонсону, когда мы вышли наружу и вдохнули прохладный лондонский воздух.

— Да, здешний зритель очень взыскателен и с отменным вкусом. Ему не подсунешь какую-нибудь ерунду, — ответил сеньор Джонсон. — Но это что! Это была трагедия. А теперь ты обязательно должен увидеть «У всякого свои причуды». Вот это подлинный бурлеск! Исключительная комедия!

— Да, — согласился я и, увлеченный беседой, чуть было не наткнулся на висельника, явно вора, на Тауэрском мосту. — Зачем их здесь вешают? — воскликнул я.

— О, никто не обращает на них внимания! — махнул рукой сеньор Джонсон. — Разве что когда они станут невыносимо вонять. Но это, — и он указал на трубку, — помогает ничего не ощущать.

36. НАЗВАНИЕ БУДЕТ ПРИДУМАНО В ДЕКАБРЕ

Люди зачастую выглядят жалкими, а природа — суровой и безразличной. В таком мире куда лучше всего отправиться? — можешь спросить ты в искреннем недоумении.

«В города, — говорит доктор Монардес. — Ты должен любить города, конечно, если ты не какой-то тупой пейзан». Я все больше люблю города. Города и их огни. Особенно ночью, когда идет спокойный тихий дождь, омывая пустые пыльные улицы, над которыми плывут тонкие клубы прозрачного тумана, а уличные фонари освещают лужи, в которые падают капли, образуя пузыри, — словно горячий источник с вздымающимся над ним паром. В такие моменты города просто прекрасны. Когда я задумаюсь над своими увлечениями — любовью к городам и медициной, — то невольно задаю себе вопрос: а может быть, я тоже человек Ренессанса и гуманист? Во всяком случае, я думаю, что это возможно. Очень даже возможно.

После этого в моей голове, кто знает почему, начинают вертеться фразы: «Urbi et Orbi, Святой отец, Urbi et Orbi, Святой отец». Вечером я пошел на Улицу овнов и дальше, к Флит-стрит, в табачную лавку «Льюис энд Баркер», которая работала всю ночь. Кроме табака, в лавке, хотя и тайно, продавали алкоголь. Доктор Монардес уже ждал меня там. Пока я скакал по лужам, моя сигарилла постоянно гасла под моросящим дождем. До лавки еще было довольно далеко, но здесь было тихо. Только время от времени налетали порывы ветра. Мне даже казалось, а может, я ошибался, что вдали плещется Темза, которая, как я считал, очень похожа на Гвадалквивир. Urbi et Orbi — Городу и Миру, Святой отец.

— А вот и Гимараеш, — приветственно воскликнул доктор Монардес, когда я вошел в комнату.

Он сидел за столом вместе с двумя хозяевами лавки Тимоти Льюисом и Джоном Баркером. Тут же находились сеньор Джонсон, сеньор Фрэмптон и еще двое незнакомцев. Один из них выглядел, как-то средне между итальянцем и клоуном (если принять, что эти вещи отличаются друг от друга). Он сообщил, что его зовут Соглиярдо и что он итальянец. Свою речь он перемежал итальянскими словечками и жестикуляцией.

У доктора Монардеса есть уникальный, неописуемый жест, который выражается в следующем: он чуть прижмуривает правый глаз и приоткрывает только левую половинку рта, что означает «словесный понос». Именно такое выражение появилось у него на лице с началом болтовни этого Соглиярдо. Будучи по происхождению генуэзцем, доктор всегда мог определить, является человек итальянцем или нет.

Упомянутый Соглиярдо пришел вместе с другим джентльменом по имени Шифт, который зарабатывал себе на хлеб, давая уроки изысканного курения молодым джентльменам, главным образом, провинциалам, желающим стать талантами. Соглиярдо был его учеником, и незадолго до моего прихода они вернулись из Собора Святого Павла, на двери которого, по здешнему обычаю, расклеили объявления сеньора Шифта. Они даже показали мне одно такое объявление, которое у них осталось. В нем было написано:

Д-р Шифт из Оксфорда

научит каждого юношу курить как настоящий

ДЖЕНТЛЬМЕН & ГАЛАНТ,

а также передаст ему редкое умение

пускать кольца из дыма,

обучит “Кубинскому кипению”,

euripus, а также глубокому вдыханию дыма,

который он вдохнет в Лондоне,

а выдыхать будет в Аксбридже или еще дальше,

если пожелает.

— Аж в Аксбридже? — удивился я.

— Если он так пожелает, — утвердительно кивнул мистер Шифт.

И словно для того, чтобы подтвердить свои слова, он выпустил изо рта большой клубок дыма, а я, честно признаться, не видел, чтобы он затягивался.

После этого они с Соглиярдо принялись по очереди демонстрировать нам свои, я бы сказал, скучные умения. Соглиярдо выпускал довольно большие кольца, сквозь которые мистер Шифт, слегка наклонившись вперед, старался протолкнуть плотные круглые клубки. После этого Соглиярдо демонстрировал euripus, что означало выдыхать дым идеально прямыми полосками одинаковой ширины в начале и в конце. «Кубинское кипение» было оставлено доктору Шифту, как нечто особенно, по их мнению, трудное. Это тот самый номер, при котором человек вдыхает из трубки с очень большой скоростью и тут же выдыхает через нос, так что вдох и выдох происходят почти одновременно, поэтому клубы дыма вырываются то из ноздрей, то из трубки, быстро сменяя друг друга. Я должен признать, что мистер Шифт усвоил этот трюк довольно-таки хорошо, и вскоре его голова напоминала вулкан. «Как Везувий!» — воскликнул сеньор Льюис. Умения Шифта и Соглиярдо произвели впечатление на всех, но, разумеется, не на меня.

— Ничего особенного, сеньоры, — заметил я Шифту и Соглиярдо.

— Ничего особенного?! — воскликнул Соглиярдо. — Madre mia. Да ведь это совершенное умение курить, господин. Вот вы вряд ли сможете выполнить и половину из этих вещей.

Сидящие за столом смотрели на меня с сожалением, даже с некоторым осуждением, полагая, наверное, что я испытываю зависть. Разумеется, за исключением доктора Монардеса, который отлично знал, о чем идет речь. Своими жалкими умениями эти двое вообще не смогли бы произвести на кого-либо впечатление в Севилье. Там в любой таверне можно отыскать с десяток таких, как они. Но что поделаешь, в отношении табака Испания на полвека впереди Англии.

Что касается меня, то я оттачивал свое умение курить один год, восемь месяцев и три дня. И это благодаря небольшому наследству, которое оставил мне мой покойный дядя. В последние семь месяцев я зарабатывал себе на хлеб именно этим, пока однажды меня не увидел доктор Монардес и не