Читать книгу - "Кусочек жизни. Рассказы, мемуары - Надежда Александровна Лохвицкая"

что далеко ему до разных других. Чайкам скажи… И отметь, что полночь сейчас на всем земном шаре, одинаковая, черная полночь. Отметь! Не бойся — так надо.

Мертвый сезон

В августе начинается в Париже мертвый сезон. Saison morte, по выражению Lolo — сезон морд.

Все разъехались. По опустелым улицам бродят только обиженные, прожелкшие морды, обойденные судьбой, обеструвилленные, обездовилленные и обездоленные.

— Ничего, подождем. Когда там у них в Трувиллях все вымоются и в Довиллях все отполощатся и в прочих виллях отфлиртуются, когда наступит там сезон морд, тогда и мы туда махнем. У всякой овощи свое время. Подождите — зацветет и наша брюква! Пока что пойдем на sold’ы[31] покупать обжэ де люксы[32]: ломаную картонку, рыжий берет — последний крик умирающей моды, перчатки без одного пальца, сумочку с незапирающимся замком и платье с дырой на груди.

Купим, уложим и будем ждать, когда наступит на нашей улице праздник. Главное — быть готовым.

Поезда переполнены. Багажные вагоны завалены — в них, кроме обычной клади, возят сундуки с трупами. Переправлять трупы таким образом стало делом столь обычным, что приказчик, продавая сундук, заботливо спрашивает:

— Вам на какой рост?

И покупательница отвечает, опустив глаза.

— Нет, нет. Мне только для платья.

Скоро промышленность отзовется на спрос покупателей и выпустит специальные сундуки с двойным дном и с отделением для льда, чтобы скоропортящийся груз не так скоро «подал голос». Ну да это местные заботы, и нам, пришельцам, собственно говоря, дела до них нет. Так только, из сочувствия интересуемся.

Уехавшие живут хорошо.

Письма пишут упоительные и соблазняющие.

«Я не мастер описывать красоты природы, — пишет молодой поэт, — скажу просто: 18 франков».

Я заметила странную вещь: все пансионы во всех курортах стоят всегда 18 франков, когда о них говорят в Париже.

Но если вы поедете на место, с вас возьмут 25.

— Почему же?

— Потому что из вашего окна вид на море.

— Тогда дайте мне комнату в другую сторону.

— Тогда будет тридцать пять, потому что вид на гору.

— Давайте в третью сторону.

— Тогда будет сорок, потому что комнаты, которые выходят на двор, прохладнее и шума в них не слышно. Но в общем у нас комнаты по восемнадцать франков…

«Миленькая! Приезжайте непременно. У меня с носа уже слезла кожа — словом, вы будете в восторге. Кругом гуси, утки и можно приработать на конкурсе красавиц — выдают 200 франков и швейную машинку».

Пишет златокудрая Наташа со строгими северными глазами, которым не верить нельзя.

Прожелкшие, обиженные судьбою морды при встречах друг другу советуют:

— Поезжайте в Contrexeville. Поправите почки.

— Да они у меня здоровы.

— Эка важность! Уж если вы такая добросовестная, так пошатайтесь по ресторанам, попейте шампанского, головой вам отвечаю, что через две недели ничего от ваших почек не останется.

Другая морда советует:

— В Экс вам надо. Ревматизм лечит.

— Да его у меня отродясь не бывало.

— Это так кажется. Иногда ведь и не замечаешь. Серьезно. Иногда совсем здоровый человек умрет, все — ах, ах! отчего да почему. А потому что вовремя не лечился. Отсутствие болевых ощущений вовсе не есть признак здоровья и обратно. У иного человека так все болит, что он с места подняться не может — на носилках его носят и на простынях поворачивают. А на самом деле что же — здоров как бык. А другой прыгает, скачет, а как сделают после смерти вскрытие, оказывается — умер. Нет, уж вы знаете, лучше не запускайте.

Третья морда говорит убежденно:

— Чего вы тут сидите? Вам нужно торопиться печень лечить.

— Да у меня печень здорова.

— Ну это вы другим рассказывайте. Верьте мне, вам нужно печень лечить. Вон мою кузину послали же лечить печень. И вам надо.

— А меня посылают на морские купанья.

— Кто?

— Врач.

— Да плюньте вы на врача — ей-богу, чудачка! Я вам говорю — вам надо печень лечить.

— Простите, но почему я должна плевать на врача, который прошел специальную школу, имеет опыт и знания, — и буду лечиться у вас, когда вы присяжный поверенный.

— Ну уж это, знаете ли, дамская логика. Женское рассуждение. Все бабы докторам верят. Как заболеют, так непременно к доктору. Много ваши доктора понимают! Я вам говорю, что вам надо печень лечить. Впрочем, как хотите — ваше дело.

— А вот один знакомый инженер советует мне лечиться от малокровия. У меня его, кажется, тоже нет — так, может быть, нужно полечиться?

— Ерунда. Что он понимает. Я вот еду — тут есть небольшой курортик, очень хорошо лечит от аппендицита.

— А разве у вас аппендицит?

— Нет, у меня скидка.

— Это что же за штука?

— Скидку мне там сделают, знакомый врач обещал. Раз скидка, так отчего же не полечиться? Непрактично было бы упустить.

У меня есть один знакомый из персонала собачьей лечебницы за городом, воздух хороший… Может быть, устроится хорошая скидка…

Морды прожелкшие, обойденные судьбой, ходят по опустелым улицам, дают друг другу советы, смотрят в окна магазинов на выгоревшую дешевку, празднуют свой сезон.

Две встречи

У самого берега моря на пустыре, где гниют тряпки, кости и жестянки от консервов, — маленький домишко в полтора этажа с балкончиком, обсаженным ржавым плющом.

На фронтоне вывеска: «Большая Европейская Гостиница».

Кругом «Большой Европейской Гостиницы» три-четыре изъеденных пылью дерева, у самого крыльца застланный газетой стол, на столе в тарелке нарезанный кривыми ломтями огурец, томаты и зеленый лук. За столом, в позе «джентльмена на веранде», в засаленном буром кителе, нервно дергает обвисшими небритыми щеками былой красавец-жуир Андрей Николаевич Кармятов.

Когда-то он пел в любительских концертах, рассказывал старые анекдоты и служил в знаменитом пьяном полку, который, несмотря на дикие попойки, подрывавшие всякий престиж среди местного населения, никак нельзя было перевести в другой город — кредиторы не выпускали.

— Пусть сидят здесь ваши офицеры, мы им не мешаем, а хотят уйти — пусть сначала заплатят.

Ознакомившись с суммой долга, испуганное начальство оставляло полк в покое. А насчет престижа — эка беда! Офицеры и есть офицеры. Что им, Александро-Невскую лавру на постой послать, что ли?

Андрей Николаевич пел, пил и пленял женщин.

У него для пленения был целый музей