Читать книгу - "Улисс - Джеймс Джойс"

Оплачь его, Банба^[1114], своими ветрами и ты, Океан, ураганами своими.

– Вон он опять там, – говорит Гражданин, выглядывая в окно.

– Кто? – говорю.

– Да Блум, – отвечает он. – Как постовой мотается взад-вперед, вот уже минут десять.

И тут, ей-пра, я заметил, как его физия зыркнула внутрь и, шасть, тут же опять исчезла.

А малыша Олфа как будто по башке треснули. Не может в себя прийти.

– Боже милостивый! – говорит. – Я же поклясться могу, что это он был.

И тут снова Боб Дорен, шапка на затылке, он просто жуткий громила делается, когда на него найдет:

– А ну-ка, кто тут сказал «Боже милостивый»?

– Пердон, сударь, – говорит Олф.

– Так, по-твоему, это милость, – рявкает Боб, – что он у нас отнял нашего бедного Вилли Дигнама?

– Ну, понимаешь, – юлит Олф, пытаясь спустить на тормозах, – сейчас его уже ничто не тревожит.

Но тут Боб как гаркнет:

– Вонючий мерзавец, вот он кто, раз он отнял у нас нашего бедного Вилли Дигнама!

Терри выходит и моргает ему, чтоб он потише, мол, в ихнем приличном заведении таких разговоров не полагается. И тогда Боб Дорен, вот вам сущая правда, начинает проливать горькую слезу над судьбой Падди Дигнама.

– Прекраснейший человек был, – ноет Боб, всхлипывая, – чистейшая, прекраснейшая душа.

В глазах твоих слеза чертовски близко^[1115]. И все несет свой собачий бред.

Ступал бы лучше к своей сучонке, на которой его женили^[1116], к блажной этой Муни, дочке пристава из какого-то захолустья. Мамаша держала меблирашки на Хардвик-стрит, так она там вечно шлялась по лестницам, мне Бэнтам Лайонс рассказывал, бывало, выйдет часа в два ночи в чем мать родила и так стоит, гляди и приходи кто угодно, доступ для всех на равных условиях.

– Честнейший и благороднейший, – Боб все ноет. – И вот он скончался, наш бедный Вилли, то есть бедный наш Падди Дигнам.

В глубокой скорби, с тяжким бременем на душе оплакивал он угасший светоч небес.

Тут старина Гарриоун опять заворчал на Блума, что все крутился у двери.

– Да заходите смелей, не съест, – говорит Гражданин.

Блум пробирается, косясь на пса, и спрашивает у Терри, не был ли тут Мартин Каннингем.

– Ах ты, Господь Мак-Кеун! – говорит Джо, еще все за письмами. – Послушайте-ка вот это, хотите?

И начинает зачитывать.

Ливерпуль, Хантер-стрит, 7 Начальнику дублинской полиции, Дублин.

Глубокожаемый Сэр осмелюсь вам предложить свои услуги насчет помянутого деликатного дела как я повесил Джо Ганна в Бутлской тюрьме 12 февраля 1900 года и еще повесил …

– Покажи, покажи-ка, Джо, – говорю.

– …рядового Артура Чейса за убивство Джесси Тильзит в Пентонвильской тюрьме и еще был помощником когда …

– Господи, – говорю.

– . …Биллингтон казнил злодея убивца Тода Смита …

Тут Гражданин хотел было у него цапнуть письмо.

– Потерпи, – это Джо ему, – а еще имею самоличный спосоп накидки петли так чтоб уже не выпутался и остаюсь со всей надеждой на вашу милость а также моя цена пять гиней, Х.Рамболд, Цирюльник .

– Этот цирюльник заслужил хороший пиндюльник, – говорит Гражданин.

– Грязная поганая тварь, – Джо плюется. – На, – говорит, – Олф, забери-ка их с глаз долой. Приветствую, – говорит, – Блум, чего выпьете?

Ну, тут они пошли препираться, Блум, я, мол, не хочу да я не могу да вы не сочтите за оскорбление и так далее, а в конце концов говорит, ладно, тогда я, пожалуй, возьму сигару. Ей-ей, благоразумный субъект, ничего не скажешь.

– Дай-ка нам, Терри, самую лучшую из твоих вонючек, – говорит Джо.

Олф между тем толкует, как один такой малый прислал открытку с соболезнованиями и с черной каймой вокруг.

– Все эти, – говорит, – цирюльники из черных краев^[1117], они за пять фунтов плюс дорожные расходы готовы отца родного повесить.

И начинает рассказывать, как там при этом двое стоят внизу и тянут за ноги, когда повиснет, чтобы задохся как следует, а потом они режут веревку на кусочки и продают, выручают по нескольку шиллингов с головы.

В темных краях обитают они, мстительные рыцари бритвы. Держат они наготове свое смертоносное вервие и неумолимо препровождают в Эреб^[1118] всякого, кто бы ни совершил кровавое злодеяние, ибо отнюдь не буду терпеть того, так говорит Господь.

Тут они начали рассуждать насчет смертной казни и конечно Блум давай выступать со всякими почему да отчего со всей хренопруденцией этого дела а пес что-то все время его обнюхивает мне говорили от этих жидов какой-то особый запах который собаки чуют и рассусоливает про средство устрашения и прочее в этом духе.

– А я знаю одну штуку, на которую не действует устрашение, – это Олф.

– Это какая же? – Джо спрашивает.

– Член того бедняги, которого вешают, – отвечает Олф.

– Правда, что ли? – это Джо.

– Чистейшая правда, – Олф ему. – Я сам слышал от главного надзирателя, который был в Килмаинхеме^[1119], когда там вешали Джо Брэди, непобедимого. Он говорит, когда они сняли его с веревки, то у него так и торчал прямо им в нос, как свечка.

– Страсть господствует и в смерти^[1120], кто-то там говорил, – это Джо.

– Наука это все объясняет, – говорит Блум. – Это естественный феномен, понимаете ли, поскольку за счет…

И начинает сыпать слова, от которых язык сломаешь, про феномены да про науку, мол, тот феномен да еще вон тот феномен.