Читать книгу - "Братья Ашкенази - Исроэл-Иешуа Зингер"

По разбитым дорогам, ведущим из Германии в Польшу, через леса, села и местечки, разрушенные российско-германской войной, цепочками тянулись немцы, лошади, грузовики, фуры и пушки. Польские крестьяне выходили из своих крытых соломой хат, прикладывали руки козырьком к голубым шапкам и молча рассматривали светлыми глазами чужие телеги и чужих людей. Крестьянки с пестрыми платками на головах со страхом и любопытством жались к плетням и набожно крестились. Дети с льняными головками и собаки встречали незнакомцев криком и лаем.

В местечках из дверей своих покосившихся домишек выходили евреи и черными удивленными глазами смотрели на этих новых людей. Мальчишки в лапсердачках, лохматые черноволосые девчонки махали путникам ручонками, приветствуя их и желая им по-еврейски доброго утра[155]. Из подвалов выходили спрятавшиеся евреи, которых отступающие русские солдаты хотели заставить идти вместе с ними, чтобы отыграться на них за свои поражения на фронтах. Из ветряных мельниц выходили немецкие колонисты и весело приветствовали чужаков:

— Грюс Гот, лёйте, вилькомен![156]

В Польшу вступали вооруженные мужчины из Пруссии и Саксонии, Баварии и Рейнланда, со всех земель Германии.

Ведь в Германии было много земли, много полей, скота, древесины, минералов. И вот немецкие правители оторвали мужчин от плуга, от фабрик, мастерских и школ, поставив на их рабочие места женщин. А их, мужчин, отправили в страну соседей, чтобы огнем и мечом захватить ее. Первым делом они двинулись в Польшу, которая находилась близко к германской границе.

Стар и млад, рабочие в очках и крестьяне с русыми бородами, краснощекие школьники с первым нежным пушком над верхней губой и морщинистые люди на закате лет с сединой в бородах и усах шли через польские города и местечки. На грузовиках, на солдатских лошадях и телегах с меловой надписью «Nach Petersburg»[157]; в исцарапанных сапогах; с ремнями, на бляхах которых было написано «Gott mit uns»[158]; в островерхих касках на головах, с обоюдоострыми штыками на ружьях (одно лезвие для тела врага, а второе — чтобы перерезать заграждения из колючей проволоки), — они тянулись с запада на восток, медленно продвигались вперед, занимая село за селом, местечко за местечком, город за городом в стране, лежащей на берегах Вислы и Варты.

Следом ехали пасторы в военной форме и с крестами на касках, чтобы именем Божьим призывать соплеменников к убийствам и грабежам, чтобы укоренить протестантскую веру, язык и обычаи немцев в покоренной стране.

Молодых солдат редко посылали на восток. Их, сильных и ловких, держали на западных фронтах, опасных и хорошо укрепленных. На русский фронт отправляли солдат ландштурма[159], пожилых, бородатых и бритых, круглоголовых, пузатых, — ремни на них едва не лопались, задницы выпирали, как у старых женщин, а военная форма сидела кое-как. С деревенскими бородами, с городскими усами, в больших очках, привязанных веревочками к оттопыренным ушам; с тяжелыми, неуклюжими ногами, по-деревенски бревноподобными или по-городски кривоватыми; с короткими и тугими желтыми голенищами тупоносых, видавших виды сапог; с трубками в зубах, они твердо и дисциплинированно шагали по чужим дорогам, ведомые конными офицерами, как ландскнехты[160], шагавшие когда-то вослед своим господам. Окровавленные, запыленные, измученные отсутствием дорог, которые подорвали перед отступлением русские, они распевали свои победные песни хриплыми голосами любителей пива:

У немцев есть пушка большая

С жерлом огромным — ба-бах!

Стреляет, пощады не зная,

Врагов повергая в страх.

Что ни выстрел — француз,

что ни выстрел — русак!

Только так, только так, только так!

Та пушка — изделие Круппа…

Каждую занятую пядь земли немецкие саперы тут же лечили от русского запустения. Солдаты ремонтировали перерезанные телеграфные провода, разрушенные дороги, взорванные мосты, тушили горящие дома, сцепляли беспорядочно брошенные вагоны. Они снимали с виселиц окоченевшие трупы немецких колонистов и евреев, которых русские вешали на деревьях вдоль дорог, срывая таким образом злость на свои поражения. Их место занимали русские шпионы. Прежние призывы и приказы были содраны со всех стен, заборов и оград, а взамен расклеены распоряжения немецких военных властей о том, что и кого им требовалось сдать и выдать: припрятанное оружие, шпионов, присвоенное имущество бежавших русских, определенное количество скота, зерна, картофеля, промышленных товаров, а также всю медь, латунь и сырье, какое только у кого имелось. За невыполнение приказов виновным грозило наказание по законам военного времени.

Крупнейшим городом — источником сырья, хлопка и шерсти, в которых так нуждалась Германия, крупнейшим индустриальным центром промышленно отсталого противника, который следовало вырвать из его рук, — была Лодзь. И немцы упорно и жестко рвались к этому рабочему городу, к его богатствам и фабричным трубам. Шаг за шагом они оттесняли русских, наступая им на пятки.

Комендантами и начальниками захваченных польских городов были по большей части пруссаки, помещики из Восточной Пруссии, знавшие поляков и сотни лет державшие славян в своих владениях под юнкерским сапогом. Комендантом города Лодзь был прусский помещик барон фон Хейдель-Хайделау, обедневший аристократ, который женился на дочери лодзинского фабриканта Хайнца Хунце, чтобы поправить свои финансовые дела. На войне барон очень быстро сделал карьеру благодаря своей родовитости и близости к генералам главного командования. Он поднялся от капитана запаса до полковника. К тому же он доказал, что у него твердая рука, напугав города и местечки Польши, заставив их бояться вступающих в Польшу немцев.

Многие поляки в первые дни войны плохо относились к немцам. На всех городских стенах и сельских заборах висели большие воззвания, подписанные великим князем Николаем Николаевичем и уверявшие поляков, что час Польши пробил, что разорванная на части, но сохранившая единую душу страна милостью его величества воссоединится вновь, когда у врагов, у немцев и австрийцев, будут отняты польские земли. Крестьяне верили императорскому обещанию. Польские националисты тоже воспринимали его всерьез и призывали поляков вступать в русско-польские легионы. При этом они настраивали народ против евреев, обвиняя их в пособничестве Германии, шпионстве и предательстве.