Читать книгу - "Проданная деревня - Борис Андреевич Можаев"

кирзовые сапоги, видавшая виды репсовая курточка и выглядывавшая из-под нее какая-то рыжая застиранная ковбойка. К тому же первое жаркое солнце всегда отражалось, как говорили в шутку, на Семеновом лице: и его острые скулы и короткий толстый нос каждую неделю меняли новую кожу – то краснели, то синели, напоминая порой перезревшую сливу.

– Сеня, ты бы хоть сапоги кремом почистил, – сказала Лиза. – Они у тебя точно брезентовые.

– Брезентовые и есть. Не нравится?

– Бирюк ты.

– А ты пуговица. Сияешь, как будто тебя суконкой начистили. Лиза не умела сердиться и прощала Семену всякие дерзости.

Она считала его ужасно умным человеком и предана была ему, как отделенный ротному командиру. С ним она приехала из десятого класса на стройку и, когда распределяли их по участкам, не задумываясь пошла вместе с Семеном. Благодаря ему она и крановщицей стала. Втайне Лиза влюблена была в него. За что? А кто его знает! Наверно, за то, что он постоянно чем-то был занят: он и моторист, и механик, и студент-заочник, и даже изобретать может. Она все ждала, когда Семен объяснится ей в любви, но он звал ее по-смешному то пуговицей, то кнопкой, часто грубил ей. И Лиза потихоньку ото всех плакала. Но она совсем не умела сердиться, душа ее быстро обретала радость и спокойствие, как хорошо укрытое камышом светлое озерцо; кинешь в него камень – всколыхнется оно, подернется мелкими колечками, зарябит, потемнеет. Но быстро уляжется мелкая дрожь, и глядишь, снова голубеет эта глубинная чистота, и снова разливается спокойная гладь от берега к берегу. И опять звенит ее детский заливчатый смех, и снова раздаются ее наивные упрашивания: «Ох, мальчики, не надо так!», «Ой, девочки, миленькие, не сердитесь!».

– Миша, Миша, скорее сюда! – вдруг закричала она. – Вон видишь – Катя идет!

Забродин отправлял машины с людьми, но, увидав Катю, подошел к конторе.

– Ты еще не переоделась? – удивился Михаил.

На Кате был комбинезон; она широко распахнула ворот, запрокидывала голову, выгибая свою тонкую шею, озорно поводила глазами и говорила, кокетливо обмахиваясь платком:

– А вы меня ждете?

– Не валяй дурака. Осталась последняя машина, – Михаил говорил строго, но, встретившись с ее взглядом, невольно улыбнулся: – Ждем, да не тебя.

– Что ж это за важная персона появилась?

– Тебе хорошо знакомая. – Михаил помолчал. – Начальника участка ждем.

– Так я сейчас! Подождите минутку…

Но Воронов приоткрыл дверь конторы и сказал:

– Поезжайте, ребята. Я сегодня занят.

– Как же, Сергей Петрович? – невольно спросила Катя и, словно опомнившись, сказала другим тоном, улыбаясь, нарочито растягивая слова: – Ведь у вас первая получка… Кажется, с вас положено…

Воронов после того вечера избегал ее и на вызывающие насмешливые улыбки, которые она бросала при встрече, хмуро отворачивался. Его мужское самолюбие было уязвлено – какая-то пьянчужка из притона «вороных» разыграла перед ним сценку увлечения недотроги-десятиклассницы. И он поверил… Болван!

– Спасибо, что вы надоумили меня, – сухо ответил ей Воронов и крикнул в сторону машины: – Поезжайте, ребята! Не держите машину.

Затем он ушел в контору и тщательно притворил за собой дверь.

– Ну что ж, поехали, – равнодушно сказала Катя, комкая платок в опущенной руке.

– Ты что, Катька, с ума сошла! Ведь мы же в клуб пойдем. Танцевать будем, – набросилась на нее Лиза.

– Ну и что?

– Беги переодевайся.

– Если тем, которые в галстуке, стыдно танцевать со мной, так пусть не танцуют.

Все посмотрели на синий галстук Михаила, словно впервые заметили его.

– Если он не подходит к твоему комбинезону, то я сниму. Ну? – Забродин наклонился к ней, взял галстук за узел, потом произнес повелительно: – Поехали!

– Да что вы в самом деле! – взмолилась Лиза, округляя глаза. – Я хоть за твоими туфлями сбегаю.

И, боясь, что ее задержат, она опрометью бросилась к бараку.

Туфли Кате пригодились. На этот раз танцевали в спортзале новой школы.

Полы еще не успели покрасить, поэтому никто особенно не возражал. Правда, здесь жили монтажники. Но их попросили перенести свои матрацы и рюкзаки в соседнюю классную комнату. И они уступили.

– Только до десяти часов, – сказал бригадир монтажников, флегматичный рябой детина. – У меня ночная смена. Проводку ведем. Нам тут не до танцев будет.

– Милый, по ночам работают слоны да китайцы, ибо первые сильны, а вторых много, – возразил ему косматый горбоносый парень, известный на всю округу по кличке Дербень-Калуга. – А порядочные люди веселятся. Может быть, тебе меню не подали? Так я распоряжусь. Выбор у нас подходящий. – Он положил на плечо монтажнику сухую костистую ладонь. – Ну, как? Твое помещение, наш продукт… Гуляем?

Монтажник хладнокровно снял руку Дербень-Калуги со своего плеча:

– Я предупредил вас. Только до десяти.

– А-я-яй, какой несговорчивый!

Дербень-Калуга появлялся на стройке, или, как здесь говорили, «спускался вниз», дважды в году – весной и глубокой осенью. Все остальное время он пропадал в сопках, работая экспедитором геологических партий. Появлялся он всегда с деньгами; одни говорили – с крадеными, другие утверждали, что деньги он заработал, накопил. Приходил он каждый раз на стройку с желанием осесть, закрепиться… Но всегда пропивался и после скандалов, драк снова уходил в сопки. На стройку его влекла еще давняя властная страсть к Неле. Но он скрывал эту страсть и говорил о своей возлюбленной нарочито пренебрежительным тоном: «Старуху пришел навестить».

На танцы привела его Неля. Семен заметил, что был он выпивши. Неля шептала ему что-то на ухо, он усмехался, подозрительно поглядывал в сторону Кати и Михаила. Все это настораживало Семена, и он старался ближе держаться к Забродину.

Танцевали под баян. Пол был шершавый, сухой, весь заляпанный известью и краской. Взбитая сапогами и туфлями известковая пыль белесым туманом висела в воздухе, садилась на разгоряченные лица, першила в горле. Но люди не замечали ее; тесно прижимаясь друг к другу, обхватив руками талии и спины, покачиваясь и шаркая ногами, они награждали друг друга довольными бессмысленными улыбками. В эти минуты, танцуя с Лизой, Семен думал о том, как люди ухитряются терять свои лица и делают это с радостью, словно облегчая себя от ненужной ноши. Как все мы теперь похожи друг на друга! И даже эти пестрые девичьи платья так уныло однообразны. А вот Катя в комбинезоне. Молодец! Но понимает ли она это? В один из перерывов Неля оказалась рядом с Катей. Скользнув пренебрежительно своими смоляными глазами по Катиной одежде, она сказала:

– Ударница и в комбинезоне! Что это? Пренебрежение к людям?

– Не ко всем.

Они были одинакового роста и теперь с ненавистью смотрели друг на друга, глаза в глаза. Но говорили спокойно, учтиво