Читать книгу - "Отчий дом - Евгений Чириков"

Описывая в повести «В овраге» горькую участь одной крестьянской семьи, автор говорит: «Чувство безутешной скорби готово было овладеть ими. Но казалось им, кто-то смотрит с высоты неба, из синевы, оттуда, где — звезды, и видит все, что происходит в Уклеевке^[437]. И как ни велико зло, все же ночь тиха и прекрасна, и все же в Божьем мире правда есть и будет, и все на земле ждет, чтобы слиться с правдой, как лунный свет сливается с ночью». В рассказе «Моя жизнь» есть такое место: «В самом деле, были и грязь, и пьянство, и глупость, и обманы, но при всем том, однако, чувствовалось, что жизнь мужицкая в общем держится на каком-то крепком здоровом стержне. Каким бы неуклюжим зверем ни казался мужик, идя за сохой, и как бы он ни дурманил себя водкой, все же, приглядываясь к нему ближе, чувствуешь, что в нем есть то нужное и важное, чего нет в Маше и докторе (интеллигентах), а именно: он верит, что главное на земле — правда и что спасение его и народа всего — в одной лишь правде, и потому больше всего на свете любит он справедливость. Мы видим пятна на стекле, но стекла-то и не видим!»

Это пишет про народ нелицеприятный летописец жизни, объективнейший и никакими тенденциями не зараженный художник слова!

Все та же неистребимая вера в Бога, все та же жажда правды Божией и все те же пути исканий ее — пути божественные. Через Христа и Его Евангелие. Все тот же общий всему народу «Град Незримый»…

Но не все в нем благополучно. Вот эти миллионы еретиков, с каждым годом возрастающих численно! Не указует ли это на то, что даже и в божественном пути исканий своих народная мысль и совесть начинают приходить в столкновение с земной действительностью, с гражданскими и духовными водителями народа?..

Казна государственная наполняется, промышленность расцветает, растут фабрики и заводы, богатеют купцы и промышленники, ширится торговля с иностранными народами, а мужик беднеет: народ плодится и множится, а земли не прибавляется, а убавляется. Бросает крестьянство, идет на фабрики: кто лишь на зиму, а кто — навсегда. И болит старая историческая обида в душе народной. Все ждет, все надеется мужик, что правда восторжествует и Бог внушит царю, помазаннику своему, снизойти к народу своему царской милостью и отдать ему неправильно отнятую когда-то землю…

Так пишет про землю и мужика сердцеведец народный, писатель Достоевский^[438]: «Земля для мужика все, а из земли у него уже и все остальное: и свобода, и жизнь, и честь, и семья, и дети, и порядок, и церковь, одним словом, все, что есть драгоценного!»

Так правда небесная сливается в душе народной с правдой земной.

И жаждет эта душа, что бы Божья правда царствовала, яко на небеси, тако и на земли…

Нет пока этой правды. Сокрыта она Святым озером во граде праведном, во Граде Незримом Китеже. Там никто никем не обижен… Таков «Град Незримый» у русского народа.

Изменялись времена и нравы, а «жемчужина» души народной и с наступлением XX столетия оставалась в неприкосновенности: вера в Бога, в конечное торжество правды Божией. О, если бы те, кто строит государственную и народную жизнь, своим вниманием к своему народу берегли бы эту жемчужину! Какая огромная непобедимая сила была бы в руках государственных вождей.

Но они не только не берегли эту жемчужину, а сами же разрушали ее, пока не пришел Антихрист и не воспользовался этой жемчужиной народной души для великого обмана, великой провокации и кровавого разрушения… и не повел алчущих и жаждущих правды в свой собственный Незримый Град.

XXI

Есть в Швейцарии, на берегу Женевского озера, местечко, звучащее божественно для русского уха, — «Божи», а в этом Божи — молочная ферма и ресторан, содержащийся эмигрантом, старым испытанным революционером-народником^[439], прошедшим все превращения революционного народничества. Если существует «Бабушка русской революции», его по справедливости можно было бы назвать «Дедушкой» ее^[440].

Вот это Божи с молочным рестораном и было местонахождением интеллигентского «Града Незримого».

Тут вроде революционного Ноева ковчега: всевозможные сектанты, странники, правдоискатели обоих полов, всяких национальностей и возрастов. Хотя в верах и расходятся, а молочка попить, кислого и сладкого, да простокваши и сырков разных покушать все сюда стекаются и терпимо пребывают под единой кровлей, и из общей посуды вкушают и староверы, и еретики разные…

Почва нейтральная, а за границей (не то, что дома!) все за одними общими скобками себя чувствуют: все одинаково гонимы правительством царя, которого единодушно называют почему-то «Николаем Кровавым», все одинаково специализируются на делании революции, многие от сей профессии питаются, и хотя себя интернационалистами именуют, а тяготение к своим, русским, все-таки побеждает. Свой своему поневоле брат.