Читать книгу - "Спасти огонь - Гильермо Арриага"

Хосе Куаутемок, открыли воду и стали делать вид, будто ждут, пока нагреется. При этом переглядывались, как голубки в медовый месяц, пока Мясной не кивнул едва заметно. Тогда оба потянули за веревочки и извлекли из задницы заточки.

Спрятали в ладонях и стали дальше делать вид, будто моются. Через некоторое время уже Морковка подал знак Мясному: настал момент уан-ту-фри. И на фри они с заточками наперевес бросились в атаку.

Триста раз

Триста раз я просил тебя перестать, а ты триста раз срать на это хотела. Триста раз умолял прекратить кокетничать, а ты срать на это хотела. Триста раз просил не встречаться с ним, а ты триста раз срать на это хотела. Триста раз пропадала с ним, а на меня срать хотела. Триста раз ты меня не слушала. Триста раз — это много. Правда много. Но ты срать хотела.

Поэтому пришлось триста раз ударить тебя ножом. Чтоб ты поняла наконец, что я чувствовал, когда ты на меня плевала, когда я просил тебя больше с ним не знаться, я ведь все равно что умирал каждый раз, как ты бралась за старое. Я погрузил в тебя нож столько же раз, сколько раз ты погружала меня в отчаяние.

Триста ударов ножом, любимая, и больнее от них мне, чем тебе.

Хуан де Дьос Ребольедо Мартинес

Заключенный № 73456-9

Мера наказания: тридцать пять лет лишения свободы за убийство

Проснувшись, я обнаружила сообщение в ватсапе: «В три часа обедаем в „Ле Кюзин“». Моралес знал, что я полностью в его власти, и даже не спрашивал, удобно ли мне, могу ли я. Но как сказал Педро: «Подыгрывай». Рано или поздно я найду выход. По крайней мере, я жила этой надеждой.

«Ле Кюзин» был одним из любимых ресторанов Клаудио, и недалеко от офиса: он часто обедал там с партнерами. Пан-чито наверняка это было известно. Он, гад, точно не просто так выбрал место. Я ответила: «Мы можем еще где-нибудь пообедать?» — и получила в ответ категорическое: «Нет. Жду тебя там». Вот ведь козел. Правильно говорят, кто владеет информацией, тот владеет ситуацией. А у него информации обо мне — тонны.

Делать нечего, нужно идти. Утром Клаудио уехал в Монтеррей. Хоть не встречу его там. Позже мы созвонились, и я вскользь обронила, что обедаю в «Ле Кюзин» с Педро, Хулианом и тюремным начальством. Он, миляга, посоветовал мне улитки с трюфелями. Даже не спросил, кто там еще будет.

На свидание с Моралесом я собиралась надеть самое простецкое и мешковатое платье из всех, что у меня были. Могла бы — вообще нарядилась бы в костюм курицы, как у зазывал в «Чокнуцыпе». И никаких водных процедур — я хотела вонять и отталкивать. После завтрака специально не почистила зубы в надежде, что бактерии сделают свое дело и изо рта у меня запахнет, как из помойки. Говорить намеревалась тягомотно и глупо, как можно менее увлекательно. Хотя это вряд ли поможет. Моралес нацелился на мою задницу, а не на мое красноречие.

«Ле Кюзин» был до нелепости дорогим рестораном. Вот в таких местах и случаются power lunch — где все по-дурацки напыщенно, клиенты обязаны быть в костюмах и галстуках, официанты одеты в униформу, на столах лиможский фарфор, приборы «Кристофль», фужеры «Сент-Луис» и ажурные скатерти из Брюгге. Находился он в финансовом квартале проспекта Реформа и принадлежал, поговаривали, лидеру профсоюза работников нефтяной промышленности. Рабочий класс служит правому делу.

Я чуть не позвонила Хулиану рассказать про приглашение Моралеса. Я была уверена, что, в отличие от Педро, он скажет: «Не ходи». Нельзя соваться в волчью пасть. Панчо учует мой страх и начнет меня обрабатывать. И не успокоится, пока не выжмет до конца — в сексуальном, а может, и в финансовом плане. Ему точно всего будет мало. Действовать нужно крайне осторожно. Я отправлялась в самую опасную часть Мексики, замаскированную под роскошный ресторан.

Я специально опоздала на десять минут. Не хотела прийти первой, сидеть одной и быть мишенью для любопытных взглядов. Хостес я сказала, что меня должен ожидать сеньор Моралес. «А, дон Франсиско? Прошу сюда». Не к добру это.

Мы прошли весь ресторан и остановились у дальнего столика. На ходу я старалась углядеть знакомых Клаудио. Если кто-то из них меня перехватит, нужно разговаривать как можно резче: «Прости, меня ждут. Рада была видеть». При виде меня Панчо поднялся. «Ваша гостья, дон Франсиско», — объявила хостес. Моралес поблагодарил легким кивком. Я с довольно приличного расстояния протянула руку, чтобы избежать любой попытки приветственного поцелуя. Он предложил мне сесть рядом с ним, но я уселась напротив, спиной к ресторанному залу. Столик стоял в углу, его хорошо было видно с разных сторон, а я не хотела, чтобы меня заметили, особенно если Моралес примется гладить мою руку или, чего доброго, захочет поцеловать.

Сбоку на столике стояло ведерко со льдом и бутылкой шампанского. «Охлаждаю, чтобы отпраздновать нашу встречу», — заметил Моралес. Как дешево смотрятся мужики, когда пытаются показать, сколько у них денег. «У меня от шампанского голова болит», — соврала я: я его обожаю, особенно если это брют Круг Винтаж» 2000 года, уже охлажденный. Но лучше уж я выпью его, когда мне заблагорассудится, и заплачу за него из своего кармана, чем позволю этой сволочи Моралесу меня напоить.

«Хорошо, что ты согласилась прийти». Вот ведь циник. Я чуть не сказала: «А разве у меня был выбор?», но ограничилась ледяной улыбочкой. От моего фальшивого оскала и вообще лицемерия зависело будущее Хосе Куаутемока. Но и о прямоте забывать не стоит: нужно не вестись на его намеки.

Каждое движение Моралеса выглядело искусственным, наигранным. Эктору и Педро хороший вкус был присущ естественно, вследствие воспитания и — к чему скрывать — чувства классового превосходства, а вот у Моралеса он был грубой имитацией. Это присуще высокопоставленным политикам. Их манеры выглядели притворством, а культурные интересы словно заучивались нарочно, для показухи, а не происходили из настоящей тяги к культуре. Моралес хотел казаться светским и интеллектуальным, хотя знаний явно набирался в «Википедии».

Он не переставая поминал своего «дорогого друга Люсьена». Уверена, позвони