Читать книгу - "Война и мир. Том 3-4 - Лев Толстой"

Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своейношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал тогоместа, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом ивытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихсяздесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях.Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с темчтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого-то. Пьеру казалось, чтоему что-то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни,Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости,оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежалспасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера,сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредкапоглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что-тотрогательно-невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.

На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьербыстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему.Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее изкрасивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новыйкрытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Оченьмолодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с еерезкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновеннонежно-румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданныхпожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе иярко-лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличноерастение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи инеподвижно-большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазамисмотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо этопоразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько разоглянулся на нее. Дойдя до забора и все-таки не найдя тех, кого ему было нужно,Пьер остановился, оглядываясь.

Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще болеезамечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русскихмужчин и женщин.

— Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных,что ли? Чей ребенок-то? — спрашивали у него.

Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черномсалопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ееи куда она перешла.

— Ведь это Анферовы должны быть, — сказал старый дьякон,обращаясь к рябой бабе. — Господи помилуй, господи помилуй, — прибавил онпривычным басом.

— Где Анферовы! — сказала баба. — Анферовы еще с утрауехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.

— Он говорит — женщина, а Марья Николавна — барыня, — сказалдворовый человек.

— Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, — говорил Пьер.

— И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки-тоэти налетели, — сказала баба, указывая на французских солдат.

— О, господи помилуй, — прибавил опять дьякон.

— Вы пройдите вот туда-то, они там. Она и есть. Всеубивалась, плакала, — сказала опять баба. — Она и есть. Вот сюда-то.