Читать книгу - "Игра в … - Эльчин Гусейнбейли"

вон. Иду искать своих. Вспоминай меня, глядя на небо, ищи среди звезд”. Сказал и закрыл глаза. Не объявлялся ли он в ваших краях, если кто видел или слышал о нем, так сообщи сюда…

Теперь я один. По утрам смотрю, как солнце всходит, по вечерам – на закат. Ночью играю с луной. Глаз от ворот не отрываю. Как какой стук, ушки на макушке. Жду вас, скучаю…

Недавно отправился я в Ял-оба, пощипывая травку, прошел сад Гурбаналы, и вышел к Одинокому тутовому дереву. Помнишь, ты приводил меня туда пастись. Я дремал в его тени, лакомился его листвой. Делился с ним своей печалью. Рассказывал о твоем озорстве… Одинокий тут тебя очень любит. Ты ведь в детстве часто спал под ним. Мама твоя собирала хлопок, а ты у его подножия, сладко посапывая, спал. Помнишь? Теперь то гордое дерево, что гостеприимно принимало всех в своей тени, стоит понуро. Постарело, выцвело. Будто стыдится своего вида. Престарелый Одинокий тут. Ты, наверное, знаешь его историю. Все понял из шелеста, шепота листвы его: как грудью встал он перед врагом, как прятал в своем дупле Гачага! Гара… Гага, сказал “гачаг”, и кое о чем подумал. Скажу, даже если обидишься. У нас говорят: храбрость – десятка, девять из нее – платье, один – бежать. Наши, кажется, выбрали десятый вариант. Однако сейчас не время осуждать.

Бедный Одинокий тут. Хотел заплакать я, он не дал. Чего, говорит, плачешь, я ведь не умер. Бедный старый Одинокий тут, постарел совсем, устал и потихоньку стал желтеть да вянуть. Кому нужно дерево, тень которого никому не нужна…

Пересох и мельничный арык, где вы купались в детстве, и рыбы в нем поумирали от тоски. Какая цена воде без рыбы, арыку без воды…

И птицы улетели отсюда навсегда. Словно и нет здесь ни весны, осени. Деревья не цветут. А для кого им цвести… Для одного осла что ли. Кто с ним считается…

Гага, пишу это не для того, чтобы тебя расстроить, а просто, чтобы сообщить о положении дел в селе…

Гага, ответа от тебя не хочу. Знаю, что, как всегда, у тебя много работы. Лишь одна у меня просьба. Закончив письмо, я пару раз прокричал в вашу сторону, по-нашему, по-ослиному. Если есть такая возможность, прокричи и ты нам сюда…

Февраль 1999.

Поющие судьбу

Ах, любовь, любовь! Правдивая до абстрактности история любви!

Кажется, столь сентиментальное вступление вам не понравилось? Ну и что ж… А все судьба. И произошло бы в это любом случае: поехал бы я на работу на метро, на автобусе, пешком, верхом на коне или верблюде, или полетел на самолете. Утверждаю это как человек, знающий себя.

Судьба сыграла со мной странную шутку. Если она захочет, то может настичь меня не только в метро, но и в туалете. В этот день я повстречал бы ее в любом случае – пошел бы я направо, налево или перевернулся бы, все равно спасу нет, потому как судьба безжалостная вещь… А все было так.

Судьба на этот раз была написана на 46-м размере моей ноги. Ноги мои, ноги.

Покойная бабушка очень любила мои ноги, посвящала им песни. Она смотрела намой большие ноги и повторяла «Опора крыши – подпорки, а опора богатыря – его спина».

Бабушка была права, так как мои ноги были созданы для деревни. Они очень кстати были приспособлены к ухабам и рытвинам деревенских дорог, к возвышенностям и низинам лугов. Откуда знала моя бедная бабушка, что повзрослев, я буду бредить городом. Буду спускаться в похожее на подземную пещеру метро, буду бродить по асфальтированным городским дорогам, скользить по паркетным полам. Интересно, если бы бабушка знала, что со мной приключиться, какие бы песни посвящала моим ногам. Судьба, судьба и вновь судьба. Ну, что, увидели? Я прав, бабушка не знала о моем приезде в город, поэтому и гордилась моими ногами. А теперь. Чертовы ноги, будь они неладны, ни с того, ни с сего впутали меня в историю.

В толчее метро, наполненной парами любви, она наступила мне на ноги. «Извините» сказала она, и почему-то улыбнулась, конечно же, с виноватым видом. Мне же показалось, будто она, скривив лицо, сейчас меня обругает. «Не стоит извиняться, девушка, виноваты не вы, а мои ноги. Они суются, куда попало и всем мешают. В чем же тут виноваты ваши нежные ножки. Мои грубые ноги сами лезут под ваши». Последние слова, кажется пришлись ей по душе и поэтому она улыбнулась, а на щеках появились ямочки. На пальце у нее обручальное кольцо.

К чему мне это. Как никак мусульмане… Вообщем… Я даже с ней не кокетничал. Просто соответственно менталитету и инерции, а может из соображений своей вины, улыбнулся.

– Интересный вы человек, у вас хорошее чувство юмора.

Как же тут не удивиться?

– У меня? – выпучил я глаза. – Не верится, – говорю я, – если бы бабушка была живой, все волосы на голове повыдергивала бы. Мужчина, по ее понятиям, должен-быть серьезным, а уж о юморе и речи быть не может.

– Интересно, – теперь говорит она.

– Я альпинист, говорю, даже не понимая, почему произнес это, с какой стати я вспомнил про альпинизм. Я всегда говорю, меня можно и не расспрашивать, я сам буду говорить обо всем, что придет на ум. Без расспросов.

– Вы альпинист? – удивилась она неестественно.

– Да, – сказал утвердительно и, сам того не понимая, начал завирать про альпинизм, рассказывая про все увиденное по телевидению и кино.

Откуда я знал, чтоб мне провалиться, как мне было догадаться, что я зарождаю любовь, что отравляю чью-то жизнь. Клянусь, я не знал. Что, мужики, сейчас будете меня судить? Не знал и все тут. Бюрократы, аристократы, демократы и прочие краты…

Таким образом, в качестве человека, познавшего все тонкости науки вранья и успешно справившегося с этим, мы доехали до станции. Надо же какая случайность, ни я, ни она, не спросили друг у друга, где будем выходить.

Мы просто вышли вдвоем. И… бессовестная, спесивая и даже злостная судьба меня настигла. Да, сладкой судьба не бывает. Похожий на судьбу довольно несуразный молодой человек вцепился в девушку. Оказывается, это был ее жених. И как только я не догадался. Естественно, что обрученную девушку встречают. Признаюсь, случайная знакомая была не так уж и плоха. Миндалевидные глаза, родинка на щеке, пухлые губы. В общем, если я буду перечислять дальше, то меня могут обвинить в