Читать книгу - "Из царства тьмы - Вера Крыжановская"

В купе первого класса норд-экспресса, шедшего в Петербург, находились двое мужчин в изящных, дорожных костюмах. Один был князь Елецкий, а его спутник — бранил Равана-Веда, в котором трудно было узнать доктора Заторского. Его внешность до того изменилась, что он не боялся быть узнанным: говорил же он безукоризненно только по-английски и по-французски, а от русского же языка отстал, так как с учителями и наставниками объяснялся на иностранных языках.

Путешественники ехали молча, но по мере приближения к столице болезненная тоска и мучительное волнение овладевали Вадимом Викторовичем. Его преследовали воспоминания, он видел старую тетку и прежнюю квартиру с дорогими ему вещами, напоминавшими близких и милых людей. Все это было навсегда потеряно и рассеяно, будучи забрано наследником. Его вторая мать умерла, а прошлое, как и он сам, схоронено под надгробным крестом, стоявшим на могиле доктора Заторского. Впервые испытывал он всю остроту и горечь сознания своего одиночества и тяжелой необходимости переделывать жизнь, чтобы создать новое положение. Между тем не материальные заботы страшили его, потому что чековая книжка на крупную сумму, полученную от общества, лежала в его кармане. Не без внутреннего отвращения согласился он принять гостеприимство барона: но ему приходилось осмотреться в новой обстановке, что было еще затруднительнее в качестве иностранца, а кроме того, не находилась уважительная причина для отказа.

Наконец, поезд вошел под стеклянные своды Варшавского вокзала, и когда путешественники вышли, то увидели проходившего мимо вагона и, видимо, искавшего их барона.

Максимилиан Эдуардович очень изменился. Высокий стан его сгорбился, лоб покрылся морщинами, а волосы и борода поседели.

«Неужели его совесть тяготит двойное убийство, и это так преждевременно состарило его?» — подумал доктор, разглядывая барона, обнимавшего князя, выражая ему радость видеть его опять.

Когда Елецкий представил ему своего спутника, барон протянул руку и любезно сказал по-английски, что считает удовольствием и честью предложить свое гостеприимство уважаемому Равана-Веда. Сопровождавший приветствие взгляд доказывал доктору, что его не узнали.

С лихорадочным нетерпением ожидала Лили приезда путешественников. Она обошла комнаты, предназначенные для гостей, расставила везде полные цветов вазы и те мелочи, которые создают уютную обстановку, а затем оглядела роскошно сервированный стол. Стоя у громадного окна в гостиной, она смотрела на улицу, и ее хорошенькое личико, обыкновенно прозрачно-бледное, рдело ярким румянцем.

За это время Лили похорошела, была чрезвычайно грациозна и стройна, но главную прелесть составляли большие, темные, кроткие, как у газели, глаза и роскошные волосы, редко встречающегося пепельного цвета.

Конечно, она легко могла внушить любовь к себе, но скромная и застенчивая Лили никогда не думала об этом, и ее волнение объяснялось только радостью вновь увидеть своего учителя, предмет своих грез, который уже возбудил в ней бесконечное обожание, когда она была еще ребенком.

Наконец, она увидела подкативший большой автомобиль отца, потом услышала в смежной с гостиной прихожей голос барона, отдававшего приказания, и другой, который знала очень хорошо, несмотря на то, что много лет не слышала его.

Сердце ее охватило такое блаженное чувство, что она на минуту зажмурилось и прижала руку к трепетавшему сердцу. Но вдруг она вспыхнула и живо открыла глаза, когда веселый, радостный голос обратился к ней:

— Что же, Елизавета Максимилиановна, разве вы не хотите видеть старого приятеля?

Смущенная и сконфуженная, протянула она обе руки князю, а тот смотрел на нее с нескрываемым восхищением.

— О, наоборот, я рада и благодарна вам за все ваши наставления.

— Ваше усердие применять их на деле, гораздо ценнее, нежели то, немногое, чему я вас научил, — ответил князь, целуя ей руку, — но как вы выросли, изменились, дорогая ученица! А можно мне в память о прошлом называть вас м-ль Лили?

— Конечно, конечно, даже просто Лили. Ведь вы — мой наставник и учитель, — весело ответила она.

Князь засмеялся.

— Это означало бы уже злоупотреблять вашей добротой. А вот позвольте представить вам моего друга, ученого, врача-индуса Равана-Веда.

Лили протянула руку с любезным приветствием, и ее взгляд равнодушно скользнул по высокой фигуре почтительно раскланявшегося с ней индуса. Но когда глаза их встретились, Лили вздрогнула и с непонятным ей любопытством стала всматриваться в бронзовое лицо незнакомца. Его черты ей ничего не сказали, но глаза… Где она уже видела эти глаза, и их добрый, почти нежный взгляд?

Приглашение барона к обеду прервало разговор, и все перешли в столовую. Князь с особенным интересом наблюдал первую встречу и во время обеда подметил, что Лили часто посматривала на индийского гостя, пристально и испытующе вглядываясь в него.

Воспользовавшись минутой, когда барон беседовал с индусом, Елецкий нагнулся к Лили и спросил вполголоса:

— Разве мой друг Равана-Веда не понравился вам, что вы так вздрогнули, взглянув на него?

— Нет, не то. Меня поразили глаза этого индуса. Не напоминают ли они вам кого-нибудь? — так же тихо спросила Лили. На отрицательный жест князя она прибавила: — Вы, конечно, мало знали его, а я-то хорошо помню, и глаза этого господина напомнили мне глаза доктора Заторского. Сходство это странное, но поразительное: взгляд совершенно один и тот же.