Читать книгу - "Как трудно оторваться от зеркал... - Ирина Николаевна Полянская"

ни слова не сказала о ее плохой успеваемости и о том, что она тянет класс назад. Казалось, что учительница думала только о Лиде, как это происходило в один-единственный день в году — когда они наряжали елку. Валентина Ивановна во время разговора смотрела себе на руки, точно на ее ладони стояла, как елочная игрушка, невесомая судьба Лиды, оппозиционно настроенной к классу девочки, которую она прежде не жаловала. Когда рука Валентины Ивановны легла на бедную Лидину голову, произошло чудо: прикосновение ее пальцев к Лидиным волосам уничтожило память о Сашиных пальцах, перебирающих ее пряди. Лида почувствовала, как выпали из чаши ее страдания тяжелые гири — Юра, Алексей Кондратович, Ксения Васильевна, а в чаше страсти оказалась пустота с обрывком слова «желание», сросшимся с гелиотропами и туберозами мертвой Альбины... Все прояснилось. Летние бабочки улетели. Заключенных освободили, картина Ван Гога висит в музее. И тут началось бурное таяние снега. Лиде хотелось закрепить память о руке Валентины Ивановны, отведшей от ее волос пальцы Саши, и удобный случай скоро представился.

Если Лида верно оценила советы Валентины Ивановны, суть которых сводилась к зримым вещам — к магическим действиям, ей следовало откупиться от прошлого символическим и в то же время конкретным жестом, как это сделал до нее Саша, переменив одну рубашку на другую. С тех пор как он расплел ее косу, Лида ощущала себя пойманной бабочкой, изображая подобие жизни, но сняться с проткнувшей сердце иглы не могла. Лида засела за уроки. Физик вскоре перестал называть ее балдой. У нее в запасе были и другие магические действия. Она старалась убрать свидетелей того, что было. Люди убрались сами. Клочки письма Саши растворились в тексте различных книг. Свои коньки Лида отдала Кате. Дело оставалось за проклятым городом. Подобно тому, как Саша расплел ее косу, теперь надо было расплести все их запутанные маршруты, вернуть улицам города геометрическое благонравие... Она вдруг решила первой в этом сезоне обновить плот — тот самый плот в запущенном парке, за который ругал ее Саша. И день для этого Лида выбрала подходящий — день рождения Нади, совпавший с Днем Птиц, с которого у них с Сашей все началось...

Со стороны горизонта дымчатые тучи сгущались над багровым закатом, где полыхало зарево завода. Солнце зашло, дышащие края облака медленно обежало льдистое пламя — и погасло. Контуры туч еще фосфоресцировали лимонно-мглистым светом, как процарапанные гравировальной иглой в слое кислотоупорного лака, но вдруг все небо залило туманом, облако слилось с тучами в сплошной свинцово-серый волнистый покров, освещенный багровыми вспышками. Задул верховой ветер, волнуя вершины деревьев, когда Лида достигла озера. Села на крайнюю доску мостков и склонилась над водой, рассматривая контур своего лица, такой далекий и такой загадочный. Эта дева с волосами-водорослями — ее обретенная на берегах летней Тьсины подруга, смешанная с речным песком и смытая набегающими волнами времени. Но движение времени неостановимо, волны его идут и идут на берег, и вот уже Лида не видит в темнеющей воде ни песчаной девушки, ни ее разметавшихся зеленых скользких волос...

Она ступила на плот и, оттолкнувшись от дна шестом, спустя минуту оказалась на середине озера...

Сумерки вокруг нее с каждой минутой сгущались. Лида достала из кармана куртки фонарик, посветила на плот и увидела на досках нарисованное черной масляной краской сердце со словом ХИГО, окруженное мечами... Как это она сразу его не заметила? Лида наступила на чье-то сердце, поправ его ногами. Надвигающийся мрак спрятал за темными стволами дубов гипсовые статуи, развалины усадьбы, качели... Одинокие деревья в темноте сомкнулись в тесном боевом порядке Бирнамского леса, собирающегося двинуться на Дунсинан. Лида вдруг заметила сгущение тьмы среди стоящих на берегу деревьев и почувствовала исходящую из их глубины угрозу, прежде чем три человеческих фигуры отделились от непроницаемой стены дубов...

Лида погасила фонарик. Три человеческие фигуры приблизились к краю озера. Каждую из них померкший воздух высек в тумане, как статую. Одна из фигур указывала на Лиду, стоящую посреди озера, как видение Белой Дамы. Другая присела у берега на камень, вытряхивая из ботинка песок. Третья неподвижно замерла, слившись со стволами деревьев. Белевшие в темноте лица были обращены к Лиде, оказавшейся в центре компании, словно ось волчка, вокруг которого кружило озеро с топчущимися на берегу фигурами, и Лида от страха (она мигом вспомнила все то нехорошее, что говорилось о ночном парке, в частности, Сашей) не сразу поняла, что находится на воде с плавающими в ней еще не растаявшими льдинами в безопасности. Три темные фигуры этого еще не понимали. Та, что вытряхивала ботинок, что-то крикнула, поманив Лиду к берегу. Вторая тоже что-то крикнула. Слов было не разобрать из-за гула Лидиной крови в ушах, слившимся с отдаленным гулом завода. Двое приплясывали на берегу, как дикари, энергичными жестами подманивая Лиду. Она изо всех сил вонзила шест в грунт, заякорив плот. Больше всего ее пугали не эти двое, призывающие плыть к берегу, а третий — стоявший неподвижно, как дерево, издали наблюдая за происходящим или стоя на стреме.

Тут пошел дождь, и двое укрылись под одним зонтом, обретя ту же неподвижность, что и третий: ему и дождь был нипочем, он с места не сдвинулся.

Пока двое приплясывали, было не так страшно, дикари они и есть дикари, с ними можно было заговорить, откупиться от них курткой и фонариком, но теперь, когда они окаменели и перестали подавать голос, стало по-настоящему страшно. Фигуры этих двоих налились той же свинцовой неподвижностью, что и фигура третьего, самого страшного — наверное, главаря. Их грозная неподвижность под дождем показывала Лиде, что дело шуткой не кончится. Они подстерегали ее. В воздухе вспыхнуло пламя спички, превратившееся в два тлеющих огонька. Двое неторопливо курили, укрывшись под зонтом, дожидаясь Лиду, которая не догадалась захватить зонт. Струи дождя холодными пальцами заползли за ворот. Как Лида ни была испугана, вырвав шест из илистого дна, она стала передвигать плот к противоположному берегу. Двое под зонтом, заметив ее движение, разделились и пошли вдоль берега, чтобы перехватить Лиду в том месте, где она пристанет. Они быстро продвигались параллельно движению плота, один — под зонтом, другой — накрывшись подолом черного плаща. Лида снова отплыла на середину озера. Фигуры остановились. Та, что была под зонтом, попробовала рукой воду. Потоптавшись на разных концах озера, фигуры вновь сошлись вместе. Озеро наподобие мелового круга, очерченного философом Хомой, защищало ее от нечистой силы. Лида снова крепко вонзила шест в грунт.