Читать книгу - "Никола зимний - Сергей Данилович Кузнечихин"

в угол. Закончив уборку, стал одеваться. Денег в пиджаке не осталось, одни медяки, и то не больше сорока копеек. Он спустился вниз, Вера Ивановна готовилась к сдаче смены.

– Дайте, пожалуйста, рубль, – почти шепотом попросил Хангаев, глядя в сторону.

– А что вчера говорил?

– Последний раз, Вера Ивановна.

– Два года уж про последний раз слышу.

Опустив голову, Хангаев направился к выходу. Оставалась надежда перехватить у кого-нибудь на складе и уж в самом крайнем случае у дядьки Намжила.

– Ладно уж! – окликнула дежурная и протянула трешку, ту самую, что он отдал ей вечером.

– Честное слово – последний раз.

– Последняя у попа жена.

Он хотел спросить, при чем здесь поп, но не решился.

Рыбачка Тоня

1

Когда Елизавета Семеновна перешла работать в научно-исследовательский институт, она коротко остригла волосы и надела очки с простыми стеклами. Антонина увидела преображенную свекровку и признала перемены удачными, разумеется, ее пятьдесят три не превратились в сорок, но в облике появилась некоторая интеллигентность, позволяющая принять машинистку за научного сотрудника.

Прежняя работа была рядом с домом, до новой приходилось добираться с двумя пересадками, зато вместе с Олегом. Мать надеялась хоть чем-то помочь сыну. В доме стало принято разговаривать об институтских делах. В будние дни беседовали за ужином, а в выходные прихватывали и завтрак, и обед. Начинали обычно с ничего не значащих сплетенок, а заканчивали обязательно диссертацией Олега, его многострадальным девятилетним трудом. Антонина говорила мало и слушала вполуха, но большего от нее и не требовали.

Они с Олегом начинали работать вместе. Но как только ровесник диссертации, маленький Олежка, пошел в садик, она бросила науку, устроилась в проектную организацию и теперь получала почти вдвое больше мужа. На взгляд Елизаветы Семеновны, ничего интересного в подобной службе не было. Да и сама Антонина считала свое дело обыкновенным, не хуже и не лучше других. За пять лет она доросла до руководителя группы. И порой ей так хотелось напомнить об этом дома.

В одну из вечерних бесед, а может, и обеденных, Антонина уже не помнила, когда и зачем, ее дернуло сказать о командировке на Дальний Восток, в которую некого было послать. Наверное, надо было заполнить паузу в разговоре или отвлечь Елизавету Семеновну от бесконечных планов и мечтаний – вот и сказала. А может, просто подумала вслух – в общем, сказала и тут же забыла. А свекровка запомнила. И через несколько дней, расписывая какой-то девичник, упомянула о красной рыбе и при этом посмотрела на невестку. Антонина не поняла ее взгляда. А Елизавета Семеновна продолжала восхищаться деликатесом и между «Ниночкиными внуками» и «Сонечкиным здоровьем» замелькали словечки: кета, горбуша, чавыча, семужный посол.

Антонину давно забавлял в свекровке процесс осваивания новых слов. Месяц назад она носилась с «экспрессией», которую произносила через «э», как «музэй и акадэмик». «Экспрессия» звучала и перед телевизором, и на кухне, и в разговорах с малограмотной соседкой, землячкой Елизаветы Семеновны, которая до сих пор по-вологодски окала и не стеснялась деревенской родовы…

Антонина посчитала, что настал черед словечек «горбуша» и «семужный посол». Забавляться над свекровкиными охами и ахами и обращать внимание на многозначительные взгляды было некогда. Заканчивался август, и пришлось просить отгулы на поездку к матери за маленьким Олежкой… Сбежать из деревни через день не хватило совести, и она прокатала все отгулы. И дома, и на работе – от чего уехала, к тому и вернулась. В одном месте завязший и не успевающий к срокам проект, в другом – гора стирки и слой пыли по всей квартире, да еще Олежку надо в школу собирать, а он на сельском молочке вытянулся так, что в прошлогодней форме – куда там в школу, даже во двор выйти совестно. А когда плохо-бедно выпуталась из очередной запарки – услышала, как свекровка упорно продолжает вспоминать семужный посол. Антонина только усмехнулась про себя. Но через день или два все прояснилось. Елизавета Семеновна улучила минуту, когда оба Олега смотрели телевизор, а невестка мыла посуду после ужина, прошла на кухню, закурила и, сделав пару глубоких затяжек, поинтересовалась:

– Ну как насчет командировки, нашелся доброволец?

– Какой доброволец? – рассеянно переспросила она. И вдруг все поняла: и про кету, и про горбушу, и про семужный посол.

Свекровка, склонив голову, внимательно смотрела на нее и стряхивала сигарету мимо пепельницы. Антонина отложила последнюю тарелку и молча вытерла пепел с подоконника – обычно это сердило законную хозяйку дома, но сейчас она не подала виду.

– Ну, помнишь, ты как-то говорила про Восток?

Антонина хотела обмануть, сказать, что уже уехали, но не получилось.

– Между прочим, в октябре твоему мужу исполняется тридцать три года, как говорится, возраст Иисуса Христа.

В комнате выключили телевизор, и маленький Олежка прибежал на кухню, Антонина обрадовалась, засуетилась возле него, повела умываться, но свекровка взяла ее за руку и крикнула:

– Олег, уложи, пожалуйста, ребенка! – А когда мужчины ушли, сделала скорбное лицо и зашептала: – Антошенька, хранительница ты наша…

Антонине стало скучно. Теперь свекровка начнет окать по-вологодски, рассыпаясь в благодарностях, унижаться. И не поймешь, где притворяется, где по-настоящему. А самое противное, что все из-за ерунды какой-то.

– Ты только Олегу ничего не говори, ты же знаешь, какой он. Ты же понимаешь. Ну где ему чего пробить, он такой интеллигентный. А тут день рождения, удобный случай. Нужных гостей позовем. Главное, повод хороший, никаких подозрений. Все естественно. Люди придут, а на столе дефицитная рыбка, а может, как-нибудь и красной икорочки добудешь. Я слышала, там продают, и не так дорого. Ну не мне же тебя учить. Ты же у нас вон какая…

«Какая?» – хотелось спросить Антонине. – Не слишком щепетильная?»

Ей тут же представилось, как свекровка смутилась бы от вопроса и начала выкручиваться. Смешно и неприятно.

– Если наша Антошенька улыбается, значит, она шутя все сделает.

– Разумеется, шутя.

Потом Антонина с трудом выслушала ворох благодарственных слов, то улыбаясь, то опуская голову, и бочком, бочком в свою комнату…

– Что это вы там рассекретничались? – полюбопытствовал Олег.

– Так, по-бабьи, – сказала она и попробовала засмеяться.

Он, конечно, не поверил, но расспрашивать не стал. Он никогда не вмешивался в ее отношения с матерью и не принимал ничьей стороны. И здесь не стал допытываться, только погладил, успокаивая.

2

Самолет улетал вечером, и до прихода Олега она успела съездить на работу, убрать квартиру и приготовить одежду на десять дней для обоих мужиков. Все в спешке, все бегом, все в ожидании, что Олег придет пораньше и они хоть