Читать книгу - "Родники рождаются в горах - Фазу Гамзатовна Алиева"

не оглядываясь, начал подниматься в гору.

— Ты куда? Садись в люльку! — крикнула вслед Багжат. Но Ибрагим не отозвался.

XII

Утром Ибрагим со своими товарищами отправился в лес. Когда горчоковцы спустились в ущелье, там уже кипела работа, как в летний день у пчелиных ульев.

Хаджимурад поспешил гостям навстречу:

— Я же говорил, что мой друг не подведет! Вон они все идут!

— Мы немного опоздали, — сказал Ибрагим. — Время было трудно рассчитать.

— Я вижу — не зря вы задержались! Где нашлись такие? — Хаджимурад помогал укладывать бревна, чтобы они не скатились в воду.

— В лесу. Колхоз приготовил для хлева, а мы обещали нарубить в два раза больше. Они нам и уступили, — объяснила Шарифат. — Подойдут ли только?

— Конечно, подойдут! — Хаджимурад украдкой посмотрел на Шарифат. — Эй, плотники, где вы? Начинайте работу!

— Ибрагим чуть было не обошелся без помощи девушек, — съязвила Багжат.

— О, без вас у нас ничего не вышло бы! Хорошо, что вы пришли, — одобрил Хаджимурад.

Разговаривать дольше было некогда. Одни принялись таскать камни, другие готовили раствор. Работали слаженно, не глядя по сторонам, не отвлекаясь попусту. Вдруг кто-то крикнул:

— Смотрите!

По ущелью со стороны Цибилкула вереницей шли старики с лопатами и кирками.

— И они туда же! — недовольно сказал кто-то.

— Еще нашлись помощники! — отозвался другой.

— Пускай идут! — одобрил Хаджимурад.

— Асалам-улейкум, аллах на помощь вам, молодежь! — крикнул шедший впереди всех с посохом в руках Хирач.

Навстречу старикам бросились молодые:

— Ва алейкум салам!

— Вот, ребята, вам и Хирач! — смеясь, крикнул Хаджимурад. — Я с ним по секрету посоветовался. Мне отец всегда говорил: «Не открывай тайны другу, у него непременно найдутся друзья». А у Хирача их оказалось немало!

— Не зря же говорят у нас в ауле: «Не надо держать глашатая, записывать ему трудодни! Намекни Хирачу — через пять минут он все разнесет по аулу», — улыбнулся Хайрулаг, снимая папаху и вытирая ею пот.

Хирач возмутился:

— Совсем не за тем пришел я сюда, чтобы надо мной смеялись! Мы принесем пользу если не руками, то советом.

Хирач был явно обижен. Ибрагим решил загладить неловкость:

— Мы сами хотели, дядя Хирач, послать за тобой. Мы все приготовили, но стоим здесь и не знаем, с чего начинать!

Слова Ибрагима явно польстили Хирачу.

Хайрулаг присел на камень.

— Дай, аллах, вам здоровья! Хорошее дело вы задумали. Сколько раз мы внизу строили мост — и никакой пользы! Река все сносила, а нам вновь приходилось обходить холмы, ущелья и пещеры, чтобы подняться на гору. А вы, ребята, решили вопрос за один день. Теперь молодежь сразу доводит до конца задуманное. Баркала вам, баркала!

— Не спеши, дядя Хайрулаг, говорить «баркала». Это коварное ущелье. Может быть, скалы не выдержат тяжести и мост упадет в воду, — сказал Садык.

Хирач поморщился.

— Не говори под руку, Садык, надоели нам твои страхи! Стоит кому-нибудь что-нибудь начать, ты причитаешь!.. Дай мне, сынок, пилу, — обратился он к Ибрагиму.

— Девушки, будем проводить дорогу к мосту, — предложила Багжат, взяв в руки лопату.

— Один джигит, говорят, решил продырявить мельничный жернов, ему пришлось сверлить гору! Так и у нас работы все прибавляется! — заметил Ибрагим.

— Лучше один раз в жизни просверлить гору, чем ежедневно вертеть мельничные жернова, дети мои, — сказал Хайрулаг, берясь за рубанок. — Начатую работу доводите до конца. Пусть люди наших аулов гордятся своей молодежью!

Понемногу разговоры смолкли. Молодежь самозабвенно работала, старики советовали, как лучше делать, но понемногу и они включились в трудовой ритм, решив проверить, много ли у них еще осталось сил.

Стук молотка по камню, тупой звук удара кирки о землю, скрежет рубанка — все слилось в единый шум. Трудовая мелодия разбудила глухое ущелье и могучие горы. В нее вплелась песня. Запел Хаджимурад, звонкой трелью напомнила о себе Багжат. К ним присоединились другие. Песни, рожденные работой в сердцах молодых людей, уносили с собой куда-то к морю волны горной реки.

Высоким чистым голосом Хаджимурад пел:

Я скалу взорву, покачу,

Запружу скалою поток,

Поверну его, как хочу,

Станет морем он, дайте срок.

Печально и нежно вздыхала Багжат:

Я хотела в лесу заблудиться,

Чтобы в нем ты меня отыскал,

Я хотела на льду поскользнуться,

Чтобы ты подбежал и поднял.

И в лесу заблудилась я…

Только ты не нашел меня.

И на льду поскользнулась я…

Только ты не поднял меня.

Нет, не ты, а другой дал мне руку

И по скользкой провел тропе.

Благодарна я этому другу,

Ах как больно, что не тебе!

Словно по цветам и травам поднялась к небу песня Шарифат:

Словами о любви меня обрадуй

И в капельки дождя их запечатай,

И мне пришли,

Я их прочту, любя.

Иначе я обижусь на тебя.

Утром ранним-рано на заре

Все цветы в росистом серебре.

Это капли солнца иль роса,

Или по моей любви слеза?

При восходе солнца на весу

Держат листья и цветы росу.

Каждый, даже маленький, цветок,

Солнца луч увидев в белой дымке,

О своей не позабыл росинке,

В нежных лепестках ее сберег.

Ветер дул. Жара все травы жгла,

А цветок, пыльцой усыпан млечной,

Укрывал подолом,

Чтобы вечно

Та росинка нежная жила.

Пенье прерывалось шутками, хитроумными притчами стариков.

Ибрагим в разговоры не вмешивался. Он делал вид, что с головой погружен в работу и его ничто, кроме нее, не интересует. Однако, услышав смех Шарифат или Хаджимурада, он так ударял киркой, что наблюдавшие за ним могли бы подумать — руки его оторвутся и разлетятся в стороны. Раздувая щеки, как винные бурдюки, он втаскивал на скалу огромные камни. Зависть не переставала грызть его сердце. Клялся, что больше никогда не посмотрит в сторону Шарифат, но невольно скашивал на нее глаза. Чтобы скрыть гнев и обиду, работал, не поднимая головы.

Хирач, присев на камень, чтобы покурить, думал: «Если понадобится, этот джигит одной рукой схватит гору и забросит в небо». Не потерявшие остроты зрения глаза старика замечали, что Шарифат смотрела то на Хаджимурада, то на Ибрагима. Ее восхищали и мастерство Хаджимурада и силы Ибрагима.

Сама девушка не понимала, почему ее сердцу так дороги они оба. Разговаривая с одним, она думала о другом. Часто сравнивала их и, краснея, обвиняла себя