Читать книгу - "Добрые друзья - Джон Бойнтон Пристли"

Однако бывают дни, когда люди попадают в Хизертон не случайно, а вполне сознательно. Сегодня как раз такой день. Последние три недели вся округа пестрит объявлениями о том, что господа Медворт, Хиггс и Медворт устраивают аукцион без резервированной цены, на котором будут распроданы предметы мебели и обстановки усадьбы Олд-Холл. Хорошо осведомленные жители — а почти все жители Хизертона хорошо осведомлены — ждут этих торгов уже несколько месяцев, с самой кончины полковника Транта. Всем известно, что дела у Трантов не так хороши, как прежде, и что мисс Элизабет Трант, пятнадцать лет ухаживавшая за отцом после смерти матери, будет жить не в Олд-Холле, а в загородном коттедже неподалеку. Все имущество досталось мисс Элизабет, хотя она и младшая из трех полковничьих детей. Впрочем, местные жители убеждены, что она заслужила наследство — и заслуживает куда большего, — поскольку осталась в Хизертоне и присматривала за стариком, с которым последние годы приходилось ой как несладко. Бедолага пропустил две цветочные выставки подряд и не мог доковылять даже до церкви. Все вздохнули с облегчением, когда он наконец упокоился в дальнем углу церковного погоста. Мисс Трант (ей около тридцати семи, но столько ей нипочем не дать, такая она стройная и хорошенькая) заботилась о нем год от года и уже давно не покидала Хизертон больше чем на сутки. Ее брат, судья в Индии, и сестра, удачно вышедшая замуж за лондонца, редко сюда добирались. Все знают, что без пенсии полковника и после выплаты всех долгов мисс Трант останется меньше чем двести фунтов дохода в год. Потому она и решила переехать в загородный дом, куда уже отвезли все нужные ей вещи, и потому же выставила на торги всю усадебную мебель, а саму усадьбу решила сдать.

Господа Медворт, Хиггс и Медворт давно не жаловали своим присутствием Хизертон. Сегодня великий день. К Олд-Холлу съехалось множество машин, миссис Фарли уже открыла вторую бутылку виски, а Дж. Харли и сын заменили две проколотые покрышки и теперь раздумывают, что делать с одним чрезвычайно норовистым магнето. Люди — самые обычные люди, не торговцы — прибыли аж из Бортон-он-зе-Уотер, Уинчкомба и Грейт-Баррингтона. А уж торговцы съехались со всего света: двое были из Челтнема, трое из Оксфорда и один из Глостера, все антиквары, а не какие-нибудь бакалейщики или торговцы тканями, которые держат под магазином каморку, забитую подержанной мебелью. Конечно, есть тут и такие, куда без них? А один господин в очках и с острой бородкой, говорят, представляет крупную лондонскую фирму. Приехал он не специально, просто путешествует по стране, но все-таки он здесь. Помимо профессиональных торговцев в усадьбе собралось по меньшей мере двадцать любителей — это хизертонцы, которые надеются перехватить какую-нибудь вазу или каркас кровати. И, наконец, большинство гостей — самые обыкновенные зеваки. Они пришли, чтобы поглазеть на Олд-Холл изнутри, подвигать вещи и попутаться под ногами — словом, развлечься. Эти посетители, многие из которых привели с собой всех детей, существенно превосходят в численности остальных; они явились первыми и уйдут, несомненно, последними. «Всегда одно и тоже, одно и то же! — вскричал мистер Джеймс Медворт, когда мисс Трант попыталась возразить. — Они придут, и остановить их нет никакой возможности». Мистер Медворт уже много лет толкается в душных комнатах, до отказа забитых зеваками, и теперь относится к их появлению как к чему-то неизбежному. Они хотя бы смеются над его шуточками, а у мистера Медворта таких шуточек большой запас. Это мужчина среднего возраста, с огромным ртом и торчащими вперед зубами, которые делают его похожим на жизнерадостную акулу. Мисс Трант он не по душе, но все же она готова поверить своему адвокату, мистеру Труби из Челтнема, который отозвался о Медворте следующим образом: «Умен, умен. Знает свое дело».

Утром, когда стали съезжаться люди, мисс Трант была в усадьбе, но надолго не осталась. Не то чтобы она очень сентиментальна, да и все ее любимые вещи давно перевезены в коттедж, однако смотреть, как разоряют семейное гнездо, пусть временами приносившее ей одно горе, было неприятно. Вещи казались такими голыми и беспомощными… «Сколько же тут хлама!» — услышала она от одного посетителя, матерого торговца, и поспешно скрылась за углом, где тут же уперлась в гравированный портрет лорда Раглана («лот № 117») и обнаружила, что его светлость глядит в пустоту, совершенно ее не замечая. Все вещи стали такими: печальными и словно обозлившимися на что-то. Мисс Трант ушла, жалея, что не может взять с собой побольше — коттедж и без того был переполнен.

Дома мисс Трант стала помогать хлопотавшей по хозяйству миссис Пертон. В усадьбе она была кухаркой, а ее муж (как когда-то его отец) садовником; обоих на время перевели в гостевой коттедж. Миссис Пертон аукционов не одобряла, считая их пустой тратой времени, а потому весь день провела в работе по дому. Мистер Пертон, напротив, остался в усадьбе — отчасти потому, что не хотел пропускать такое важное событие, а отчасти потому, что присутствие человека небезразличного должно было пресечь любые кражи, в особенности овощей с огорода. Словом, весь день он ходил за аукционистами из комнаты в комнату, как будто надзор требовался за мистером Медвортом, его работниками и торговцами, а не прочими посетителями. Именно Пертон принес мисс Трант весть о завершении торгов.

— Неужели кончено, Пертон? — вскрикнула она, увидев его в саду.

Пертон подошел, коснулся кепки и, сунув руки в карманы, принялся раскачиваться из стороны в сторону. Он всегда так делал, когда ему было что сказать, и мисс Трант сразу поняла: Пертону не терпится сообщить ей важную новость. Нет-нет, вид у него был самый невозмутимый. Садовник, последние шесть лет получавший первый приз за выращивание лука (сорт «Эйлса-Крейг») на районной выставке (не говоря уж о других, менее важных мероприятиях), мастерски скрывал чувства.

— Нет, мисс, еще не совсем, — ответил он, — но осталась сущая мелочь. Многие уже уходят. А тот большой буфет, который стоял в коридоре… ну, старый такой… — Пертон закачался еще сильнее.

— Я поняла, буфет эпохи Тюдоров! В коттедже для него нет места, а он вроде бы очень ценный. Что с ним случилось?

— Сто сорок фунтов, мисс, — торжественно объявил Пертон. — Сто сорок фунтов, только что продали!

— Ах, как замечательно, Пертон! — Глаза мисс Трант засияли: сейчас никто не дал бы ей больше двадцати лет.

Пертон прекратил раскачиваться, вынул из кармана одну руку и внушительно показал хозяйке три пальца.

— В конце покупателей было трое, представьте себе, трое! Все торговцы. Один из Оксфорда, второй из Челтнема и тот бородатый из Лондона. Трое! Они и словом-то едва перемолвились. Первый раз такое видел!

— Что же они делали?

— Подмигивали. Просто подмигивали. — И Пертон принялся изображать, как эта троица договаривалась о цене, а мисс Трант с трудом сдерживала смех. — Мистер Медворт говорит: «Начальная ставка девяноста фунтов». Один ему подмигивает, и мистер Медворт объявляет: «Девяноста пять». Потом опять подмигивают, и цена поднимается до ста. Потом третий накидывает еще пять. Словом, так они домигались до ста сорока фунтов. Хорошо ушел буфетик!

— Никогда бы не подумала, что он столько стоит, Пертон!