Читать книгу - "Так говорил Заратустра - Фридрих Ницше"

Но минута настойчива, и вот — торопят тебя эти настырные и требуют ответа: да или нет? Увы, если захочешь поставить ты стул свой между их «за» и их «против»!

Да не будут в соблазн тебе эти суетливые поборники безусловного тебе, возлюбленному Истины! Никогда еще не держалась она за руку абсолютного.

Сторонись и остерегайся этих навязчивых: только на базаре набрасываются с вопросом — «Да или нет?».

Медленно течет жизнь всех глубоких родников: долго должны ждать они, пока узнают, что упало в глубины их.

Подальше от базара и славы уходит все великое: в стороне от базара и славы жили всегда изобретатели новых ценностей.

Друг мой, беги в свое уединение: я вижу, ты искусан ядовитыми мухами. Беги туда, где веет суровый свежий ветер!

Беги в свое уединение! Слишком близко жил ты к маленьким и жалким; беги от их невидимого мщения! Нет в них ничего, кроме мести.

Не поднимай же руки на них! Ибо они бесчисленны, и не твой это жребий — бить мух.

Нет им числа, этим маленьким и жалким: не одному гордому зданию дождевые капли и сорные травы послужили причиной гибели.

Ты — не камень, но уже становишься пустым от множества падающих капель. Трещины и щели появляются на тебе.

Я вижу, устал ты от ядовитых мух и в кровь исцарапан во многих местах, а гордость твоя не хочет даже возмущаться.

Крови желают эти жалкие создания, крови жаждут их бескровные души — вот и жалят они в невинности и простоте душевной.

Но ты глубок, и глубоко страдаешь даже от ничтожных ран; и вот, не успеешь ты излечиться — снова ползет ядовитый червь по руке твоей.

Но ты слишком горд, чтобы взять и прихлопнуть этих лакомок; берегись же, как бы не стало уделом твоим переносить их ядовитую наглость.

И с похвалами жужжат они вокруг тебя: назойливость — вот что такое похвалы их! Быть поближе к коже и крови твоей — этого жаждут они.

Они льстят тебе, словно Богу или дьяволу; они визжат перед тобой, словно перед Богом или дьяволом. Ну что ж, они льстецы, визгуны — и не более.

Бывают они любезны и предупредительны с тобой. Но таково всегда было благоразумие трусов. Да, трусливые умны!

Своей мелкой душой они много думают о тебе: ты всегда вызываешь у них подозрение. Все, о чем много думают, становится подозрительным.[15]

Они наказывают тебя за добродетели твои, а прощают — зато полностью — только ошибки твои.

Ты снисходителен и справедлив, потому и говоришь: «Не виновны они в своем ничтожном существовании». Но их мелкая душа думает: «Вина лежит на всяком великом существовании».

Когда ты снисходителен, они все равно чувствуют твое презрение и возвращают тебе благодеяние твое, уязвляя тайком.

Молчание гордости твоей всегда им не по вкусу: но они ликуют, когда бываешь ты настолько скромным, чтобы стать тщеславным.

То, что узнаем мы в человеке, воспламеняем мы в нем. Остерегайся же маленьких людей!

Перед тобой они чувствуют себя ничтожными, и низость их тлеет и разгорается в невидимую месть.

Разве не замечал ты, как часто они делались безмолвными, когда ты подходил к ним, и как силы покидали их. словно дым от угасающего костра?

Да, друг мой, укором совести являешься ты для ближних своих: ибо недостойны они тебя. Потому они ненавидят тебя и готовы высасывать кровь твою.

Ближние твои всегда останутся для тебя ядовитыми мухами; само величие твое делает их столь ядовитыми и похожими на мух.

Друг мой, беги в свое уединение, туда, где веет суровый свежий ветер. Не твое дело разгонять мух.

Так говорил Заратустра.