Читать книгу - "Лимонный хлеб с маком - Кристина Кампос"

– Ну что ты, папа…

– Ежегодно через мой офис проходят сотни людей, и уверяю тебя, они самые разные: встречаются замечательные и не такие уж хорошие, простые, извращенные и даже отвратительные.

Марина улыбнулась. Ее отец был критично настроен ко всему, а иногда даже слишком.

– Надеюсь, что прилагаемые тобой усилия стоят того. Я знаю, тебе было нелегко разлучиться с нами, со мной, с Анной, с бабушкой Нереей. – Он сделал паузу, поколебался, но все-таки выдал: – И с твоей мамой.

Марина отвела от него взгляд. Зачем ему понадобилось упоминать ее мать? Он ведь знал, что она по ней не скучала… Нестор взял дочь за руку. Он постарался сделать то Рождество спокойным, без криков и упреков. Ему было известно, что мать и дочь не могут провести более двух дней подряд, чтобы не взорваться, чтобы одна из них не разрыдалась, а другая не оказалась на грани нервного срыва. Его дочь Марина заслуживала спокойного Рождества… Они смогут, укутавшись, выходить в море на его шаланде, когда позволит зимняя погода.

– Поговорим о твоем будущем, дочка. Как ты собираешься распорядиться своей жизнью? – спросил Нестор.

– О чем ты, папа?

– О твоей жизни. Она вся у тебя будет впереди, когда ты покинешь Сент-Маргарет.

– Пока не знаю.

– На нашем острове нет университета, поэтому продолжить учебу можно в Мадриде, где учился я, или здесь, в Барселоне. Или…

Марина прервала его. Она знала третий вариант, который ей предложат, но не хотела о нем и слышать.

– Я не знаю, папа. Сейчас не могу ответить. Видишь ли, очень сложно, когда в семнадцать лет тебя заставляют решать, что делать дальше и кем быть всю оставшуюся жизнь.

– Да, верно. Но жизнь так устроена.

– Не представляю себя в другом городе, где надо начинать с нуля. Опять одиночество… Иногда мне кажется, что не стоит продолжать учебу.

Нестор ужесточил тон.

– Дочь, что ты такое говоришь? – разочарованно сказал он. – Будет очень жаль. Ты провела четыре года в одной из лучших американских школ-пансионатов и подготовлена к поступлению в любой университет мира. У тебя отличные отметки, даже более чем отличные… Вот ты не дала мне закончить фразу. Конечно, ты могла бы учиться в Мадридском университете или в Барселоне, но мне прислал письмо директор Сент-Маргарет.

– Знаю, папа, – снова перебила Марина. – Может, мне дадут стипендию в Медицинском университете Филадельфии, – продолжала она без энтузиазма. – Он мне уже сообщил.

– И это тебя не радует, дочка? Тебе известно, что значит подобное для твоего будущего?

– Директор считает, что я могла бы туда поступить. Но впереди еще длинный путь. И мне предстоит сдавать экзамен, похожий на вступительный, а это непросто.

– Поступишь, дочка. И экзамен выдержишь с отличием. Я уверен. Если, конечно, захочешь. Если пройдешь тесты, тебе предложат полную стипендию, и ты получишь лучшее медицинское образование, какое только может получить врач. А ты того заслуживаешь.

Марине не хотелось обсуждать ни свои успехи в учебе, ни свое будущее, ни что-то еще, имеющее отношение к тому, за что ее ценили. Ей вполне достаточно просто молча обнимать отца на потрепанном пароме. Восполнить потерянное время; видеться с ним лишь два месяца в году – маловато. Она жила за тысячи километров в течение девяти месяцев, а теперь, когда была всего в нескольких миллиметрах от него, нуждалась только в тишине да в проявлении любви. И никаких разговоров вокруг ее успехов в учебе. Однако Нестор, не способный уловить это чувство, все настаивал на перспективе светлого будущего, которое предсказывал.

– Послушай, я расскажу тебе кое-что… Помнишь, когда я был у тебя в прошлом году, возвращаясь из Вашингтона с медицинской конференции?

Марина кивнула, не глядя на него. Ну почему он не умолкнет, наконец?

– На том конгрессе я познакомился с американским гинекологом. Фармацевтическая компания – организатор мероприятия – поселила нас в одном отеле, и в первый же вечер мы встретились в пиано-баре. Пианист был очень старый, грустный и тощий, импровизировал на тему песни Фрэнка Синатры «Fly me to the moon». – Нестор улыбнулся при этом приятном воспоминании.

– Папа, а покороче нельзя?

– Обожди секунду, не будь такой нетерпеливой. Пианист был никудышный, и гинеколог сказал мне: «Не знаю, может, лучше выплатить ему гонорар за весь вечер и попросить, чтобы перестал нас мучить». Мы посмеялись. Затем он смиренно протянул мне руку и представился. Подчеркиваю – со смирением, потому что все на конгрессе знали, кто он такой – выдающийся, всемирно известный гинеколог. Зовут его Джереми Шерман. Он приятный парень, чуть старше меня и, что любопытно, влюблен в Майорку. Путешествовал здесь со своей будущей женой и, что самое приятное, попробовал «брют-рис» в таверне Вальдемосы. Невероятно, правда?

Нестор посмотрел на дочь, которая слушала его, все еще понурив голову и явно не желая слышать.

– Ну вот, а остаток недели мы провели вместе в промежутках выступлений докладчиков. У нас даже возникло что-то вроде дружбы… Мы регулярно переписываемся, а еще он присылает мне журналы по гинекологии, которые невозможно добыть на острове. Марина, он – декан Медицинского университета имени Перельмана. И я уверен, поможет нам, если ты захочешь там учиться.

Марина вглядывалась в море, которое было спокойным, несмотря на зимний период.

– А в последний день конференции мы уселись на табурете рядом с пианистом, напевая «Fly me to the moon»… Жалкое исполнение… Но Джереми – хороший парень, он нам поможет.

Нестор ждал ответа дочери.

– Папа, я хочу вернуться на Майорку. Хватит с меня одиночества в семи тысячах километров от всех вас, понимаешь?

Нестор строго посмотрел на Марину, и она выдержала взгляд, стараясь показать уверенность.

– Да, папа, я буду работать. Как и многие молодые люди, решившие не продолжать учебу.

– Так ты собираешься бросить учебу? Дочь, обдумай все как следует, ради бога. И кем же ты намерена трудиться?

Он не повысил голос, но его тон был резким и хорошо знакомым дочери.

Марина взяла отца за руку, зная, что разочаровывает его. И это причиняло ей боль. Но она уже слишком многое решала самостоятельно и убедилась, что, несмотря на свои семнадцать лет, хочет стать хозяйкой собственной судьбы.

Нестор оперся о поручни судна. Он не мог понять свою дочь.

– Папа, я не знаю, как сложится моя судьба. Но мне известно одно: я хочу вернуться. Хочу вернуться, папа. Я так скучала по вас… так много вечеров я провела в Штатах в одиночестве. Хочу быть с тобой, с бабушкой Нереей, какой бы маразматичной она ни стала