Читать книгу - "Эвмесвиль - Эрнст Юнгер"

Во время таких предполуночных разговоров Аттила производит приятное впечатление — как человек, рассказывающий о своих мальчишеских выходках, которые он давно не принимает всерьез, но о которых иногда вспоминает, чтобы развлечь друзей. Меня удивляет то прямодушие, с каким он высказывается о тирании; вероятно, Аттила может себе позволить такое благодаря своему авторитету. Кроме того, он обращался к сотрапезникам, которые уверены друг в друге; Кондор и Домо тоже откровенно высказывают свои мнения. Это напоминает мне самоиронию интеллигентных евреев: она облегчает разговор, даже вносит в него нотку веселья.

Я собрал целую подборку рассказываемых Аттилой историй — такие можно услышать в союзах бывших фронтовиков. Примечательно, что он почти не упоминает время, которое посвятил научным исследованиям, — хотя наверняка провел в лабораториях много лет. Думаю, опыт тех лет нашел отражение в его бумагах: иногда Домо намекает на это. Аттила, видимо, играл значительную роль в эпоху трансплантаций, когда ученые пытались воздействовать на естественный рост организма. Новые сыны Прометея, когда пробил их час, осознавали себя не только Уранидами[468].

Сдержанность Аттилы может иметь две причины: либо он считает свои былые эксперименты эксцессами, которые привели к отвратительным результатам и о которых поэтому лучше помалкивать. Либо эксперименты эти удались сверх всякой меры. Ведь молчать желательно и в том случае, если ты открыл золотую жилу. Возможно, ответ оказался куда более впечатляющим, чем вопрос, — — — чудо аннулировало эксперимент. Представьте себе: некий мастер попытался перехитрить природу — и вот взрыв подтверждает правильность выбранного им направления работы, одновременно разрушая ее результаты. Так и бывает с попытками заклясть могущественные силы. Предварительные меры всегда весьма хлопотны. Когда же в игру вступает дух, уже не до этих хлопот. И люди охотно забывают о технических деталях.

* * *

Я начинаю внимательно прислушиваться, когда — уже в поздний час — Аттила решается посредством своего рассказа перенести собеседников через границы: в полярное море, или в великие пустыни, или в лес. Тогда мне с трудом удается отделить географию от грезы, но ведь это можно отнести и к нашему Эвмесвилю. Действительность будней стирается, сопрягается с действительностью сна; и то одна, то другая реальность подступает ближе к сознанию.

Некоторые из упоминаемых мест — например, местонахождение Серого Транс-Исландского замка — мне удалось реконструировать по фрагментам. Догадки, а также ошибки тут неизбежны; это относится к слабым сторонам нашей науки. Такие источники прорываются во время лишь однажды.

* * *

— Дело было после одной из великих катастроф. Случившейся много лет назад. Пустыня, и прежде покрытая лишь скудной растительностью, тогда выгорела полностью. Караванные тропы были окаймлены скелетами людей и животных. Кости сверкали на солнце, точно опалы: они были прокалены. Их выбелил недолгий процесс тления. Плоть, видимо, была уничтожена мгновенно. Глиняные хижины в оазисах, дома возле буровых установок расплавились точно так же; глина и камни покрылись глазурью. На стенах вырисовывались силуэты пальм, верблюдов и людей — как тени, отброшенные излучением, которое последовало за пеклом. С буровой вышки свисали тали, будто застыл фонтан. Жерло пушки, как конец шланга, загнулось вниз; под ним на песке застыли стальные капли. Катастрофы тоже имеют свой стиль.

Я был один. Из тех, кто сопровождал меня, некоторые сдались уже после первых переходов, поскольку все эти ужасы оказались им не по плечу; многие умерли от жажды или погибли в зараженных долинах. Я опять оказался последним; с возрастом такой опыт неизбежно накапливается; ты уже по горло сыт тем, что в очередной раз остался жив.

Не помню, как я добрался до леса. Вероятно, ливни наполнили высохшие водоемы. Я также удалился от эпицентра уничтожения; там в воздухе уже кружили первые коршуны. Потом я увидел растения и животных, в том числе и таких, которые были мне неизвестны. Некоторые напоминали картинки в старых книгах сказок, как будто Демиург сшил их из обрезков материи.

Известно, что на маршах, приводящих солдат к истощению, возникают видения. С другой стороны, странные существа напомнили мне об экспериментах, которые занимали меня уже давно, и не исключено, что такие воспоминания спроецировали их в пустыню, увеличив в размерах. Воспоминания тоже могут обретать реальность: в конце концов, любой эксперимент есть не что иное, как реализованное воспоминание.

* * *

Лес стоял как стена[469]; топор никогда еще его не касался; катастрофа, должно быть, только способствовала его росту, как будто дыхание зноя и потоп, последовавший за ним, высвободили первобытную силу. Это, похоже, подтверждает теорию Кювье[470].