Читать книгу - "Господи, напугай, но не наказывай! - Леонид Семенович Махлис"

профессия? Даже журналист звучит убедительней, хотя за репортажи Нобелевских премий и не дают. А что бы ответил я, окажись на его месте? Студент! И никаких вопросов. Может, стать вечным студентом? Мой кузен из Липецка пошел по этому пути. К 30 годам был обладателем 21 диплома и продолжал грызть гранит науки одновременно в… 14 учебных заведениях (по состоянию на 1961 год). Подрабатывал по ночам полотером в Доме Советов. Его даже от алиментов освободили. Но в нашей буче, боевой, кипучей, вузовский диплом — золотой ключик. Например, можно выгодно жениться. В богатых русских/еврейских семьях о высшем образовании говорят с придыханием.

— У меня есть замечательный хасене[14] для вашей Розочки.

— Да? А чем он занимается?

— Кончает на юриста.

— Приходите с ним в воскресенье на обед.

К реальной профессии диплом прямого отношения не имеет. Деньги можно зарабатывать чем угодно, например, стать агентом Госстраха, администратором дома культуры или сопровождать воздушные караваны с морковкой. На вопрос новых знакомых о профессии, буду отвечать: «я работник культуры». Среди них, как среди артистов, тоже есть «заслуженные». Я даже одного знал лично. Скрывать национальность бессмысленно, да и унизительно, значит, буду скрывать профессию, а если очень повезет, то и источник доходов. Все равно что-то скрывать надо. Все что-то скрывают. Одни скрывают происхождение, другие — что бабушка их в детстве втихаря крестила, а дедушка — обрезал, третьи — «седьмую воду на киселе» за границей, четвертые — беременность дочки (чтоб не сглазили), пятые — судимость сына, шестые — выигрыш в лотерею. Володя Деготь после разгрома «антипартийной группы» больше всего боялся огласки, что жена Ворошилова приходится ему дальней родственницей.

Я не знал ни одного человека, который прожил бы без маленьких и больших тайн. Мама русская, папа — юрист. И начинается это в раннем детстве. Родители входили с детьми в сговор. Врать нельзя. Но и правду говорить тоже. Лучше держать рот на замке. Куда ни плюнь, все подсудно.

— Мальчик, тебе сколько лет? — спрашивает трамвайный контролер малыша-крепыша. Но малыш в надежном сговоре с мамой, он уже понимает, что она должна сэкономить на втором билете. Он молчит, как рыба об лед, как молодогвардеец на допросе в гестапо.

— Ну что вы пристали к ребенку? Не видите, что он еще и говорить-то не умеет? Только что 4 исполнилось.

Когда контролер ретируется несолоно хлебавши, малыш шепчет матери на ухо:

— Мам, а когда мне пять будет?

— Когда сойдем с трамвая.

Ложь — «креатив», помогающий достижению мнимых целей, формированию общественного мнения о себе, любимом. Рассказывать о себе небылицы не значит жить в вымышленном мире. Это значит добавить толику самоуважения, щепотку счастья. Школьный приятель Петя Щ. не мог найти в себе силы признаться даже жене в том, что работает в Столешниковом переулке на заправке шариковых авторучек, и отчаянно врал, что он… офицер КГБ. Это давало ему возможность уходить от дополнительных расспросов. Он даже великодушно разрешал жене провожать его «до работы». На Кузнецком мосту у входа в приемную КГБ целовал жену и уверенно входил в здание. Гордая жена удалялась по своим делам, а Петя, выждав положенное, уже менее уверенно выходил и, озираясь, направлялся в Столешников.

Аркадий П. разводился с моей дальней родственницей на третьем месяце супружеской жизни. Причина развода — девица ловко утаила, что ее добрачный опыт не ограничивается близким знакомством с нынешним мужем. Мать девицы, зорко следившая за тем, чтобы во время дележа имущества не были ущемлены интересы дочери, обещала вернуть обманутому зятю его ковер только в обмен на расписку в том, что его жена была вручена ему девственницей. Верная гарантия, что следующий брак будет счастливей.

«И заметили вы, князь, в наш век все авантюристы!» — восклицает 13-летний Коля Иволгин в разговоре с Мышкиным. Что уж говорить о веке нынешнем с его массовыми несправедливостями, репрессиями и геноцидами. Где массовые жертвы, там и массовая беспринципность, когда на ограблениях иногда наживаются не только грабители, но и жертвы. Ибо и в мутной водичке рыбка сладка бывает. Желающих прикинуться жертвой преследований в век защиты национальных и прочих прав расплодилось такое множество, что можно говорить об индустрии авантюризма.

«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» — пели вокруг дурными голосами на праздничных демонстрациях. Мы с удовольствием рассказывали друг другу сказки. Быль внушает отвращение.

За годы жизни в неволе люди достигли невиданных вершин в искусстве вранья. Многие из них без сожаления унесут его на своих подошвах в эмиграцию как заветную частичку родины, чтобы денно и нощно пудрить мозги принимающей стороне.

Ложь во спасение плавно и естественно переродилась в ложь «на всякий случай». В заполнении анкет и интервью с чиновниками и людьми, от которых может зависеть ваш успех, иные видят уникальный шанс: позабыть «былые увлеченья», переписать собственную судьбу каллиграфическим почерком — поди проверь. И вот уже Я.К. скрыл («на всякий случай») в анкете на эмиграцию в Америку факт первой женитьбы; В.М. скрыл от иммиграционных властей 10 лет заключения по политической статье — кто-то из попутчиков посоветовал, дескать, если и не откажут во въездной визе, приравняв к уголовникам, то впоследствии не засчитают срок заключения в пенсионный стаж; С.Г., работавшая в районной поликлинике, записала в анкете, что была «главным отоларингологом» Министерства обороны СССР, надеясь в глубине души, что ей предложат равноценную должность в Пентагоне.

Знакомый сотрудник Госдепа рассказал мне, что студентом он участвовал в интервьюировании перебежчиков из СССР. При подготовке его инструктировали: чтобы расположить респондентов к искренности, следует дистанцироваться от ситуаций, в которых эти люди привыкли врать, и спокойно смиряться с известной долей выдумки.

ДИССИДЕНТЫ И ИМПОТЕНТЫ

Яна («приказчица из шляпного магазина») вышла замуж за психиатра Аркадия Егидеса. От скуки пригласила меня в гости на Мархлевского, 20 познакомить с мужем и только что родившейся дочкой. Пока хозяйка метала на стол, Аркадий развлекал меня игрой на скрипке. Застольный разговор вертелся вокруг его профессиональных интересов и злоключений его отца — известного диссидента-«третьепутиловца» Петра Абовина-Егидеса, бывшего председателя колхоза «Рассвет» в Пензенской области. Папаша забросал письмами ЦК КПСС с требованием именовать «Правду» не органом ЦК, а органом КПСС. Адресат не стал вступать в полемику с отважным донкихотом и упрятал его на 4 года в психушку.

— Ты с родителями ладишь? — спросил Аркадий. — А вот мне не повезло. У отца мания реформаторства. Его упекли в дурдом. Теперь он требует, чтобы я как психиатр его вызволял.

— Но он обратился к тебе и