Читать книгу - "Лондон, мать! Сага о современных женщинах - Дарья Протопопова"

Крутить машинку ради половины квадратного метра frotowej tkaniny12 (она никак не могла запомнить, как по-английски будет «махровый»): нет уж, пусть другие берут грех на душу!

– Жалко запускать пустую машинку, – простонала она. – Может быть, у вас есть что-то еще похожего цвета? – Глаза ее устало ползали по вышитому на ханьфу дракону.

– Воду мы экономим на сафари в Африке, а в Лондоне этого добра хватает. Стирайте как просят! – Хвост дракона на рукаве чуть заметно задрожал.

«Я бы постирала, – подумала Агнешка. – Нажала бы на кнопку машинки, выпустив облако CO2 в уже и так разгоряченную атмосферу. Одно облако, второе, третье. Две трети энергии тратится впустую».

Она вспомнила плакат, который дети рисовали для урока экологии в школе. Два с половиной килограмма газа вылетает в небо от одной стирки и сушки в автомате. Два с половиной килограмма меня просят потратить ради каких-то оранжевых тряпок.

– Хорошо, – сказала Агнешка.

                                         * * *

Всю оставшуюся неделю перед глазами стояли ряды оранжевых махровых трубочек. Даже приснился сон: они всей семьей отправились отдыхать на море, но вместо моря оказались в волшебной стране, где всё было сделано из махровых полотенец.

Агнешка ничего не рассказала мужу: Марек бы только посмеялся или, еще хуже, завел бы свой любимый разговор о бесполезности экоусилий. Помогая детям с домашним заданием по экологии, он начитался статистики, после чего стал еще более равнодушен к страданиям планеты. «Выбросы от одного круизного лайнера равносильны выбросам от семидесяти тысяч автомобилей» – для Марека почему-то это звучало как призыв успокоиться.

Агнешка держалась, пока снова не начался дождь. От не стихавшего сутками ветра ей опять стало жутко, словно природа злилась лично на нее, Агнешку. В понедельник она позвонила в клининговое агентство, извинилась и сказала, что по семейным обстоятельствам в район Челси больше ездить не сможет. В Челси жила бóльшая часть ее клиентуры.

У себя дома Агнешка всегда забивала стиральную машину под завязку. Марек, любивший хорошую бытовую технику, решил не заморачиваться с патриотизмом и вместо популярной на родине Hansa купил последнюю модель Miele c автоматическим распознаванием загрузки, сотовым барабаном (по-английски это звучало еще слаще – honeycomb) и защитой от протечек. Машина взвешивала грязное белье и шептала Агнешке (ну, не шептала, а показывала на дисплее, но кто там будет проверять): еще, еще, видишь, всего на 75% набралось, а для экорежима надо все сто. Агнешка соглашалась и откладывала стирку до последнего. Потом пару дней семья перебивалась плавками и последней парой трусов, выстиранных вручную.

В конце месяца снова зарядил дождь. Дождь для Лондона – привычное явление, пыталась успокоить себя Агнешка. В Варшаве в марте еще выпадает снег (ну, раньше выпадал), а здесь дождь. Только было что-то отчаянное в том, как вода била наискось по окнам и приминала к земле проснувшиеся раньше времени нарциссы. Дети радовались возможности опробовать новые резиновые сапоги, Агнешке же приснился сон, уже раз виденный после родов второго сына. Затопленный земной шар объят штормовыми волнами, а она отчаянно пытается удержаться на палубе какого-то старинного корабля. Сын туго привязан к ней веревкой и вот-вот задохнется.

Муж по-своему отреагировал на погодные изменения: включил отопление на полную мощность. Агнешка тайком поворачивала колесико термостата обратно на смешную цифру в пятнадцать градусов под предлогом того, что от батарейного жара у нее болит голова. Ей хотелось, чтобы таким колесиком можно было отключить всё движение на Земле: транспорт, электростанции, котельные. Заводы, фабрики, фитнес-центры. Рестораны, прачечные, музеи. Чтобы стоп – и всё перестало громыхать, и в небе кружились одни птицы. А еще – чтобы люди перестали рожать. И тогда человечество покинуло бы этот прекрасный мир естественным образом, и планета зазеленела бы вновь, как начинают зеленеть тропинки в саду, когда умирает его хозяин. Агнешке при этой мысли стало непривычно спокойно – впервые за несколько месяцев. Грудь разжалась, дышалось легко, словно на альпийском лугу. Она внезапно проснулась оттого, что Марек теребил ее за плечо: она заснула за кухонным столом, под ярким кухонным светом.

– Хорошо, что я спустился проверить, работает ли отопление. Я думал, я его включил, но оказывается, нет. Ну, теперь точно не замерзнем, – сказал он, настраивая термостат на двадцать градусов тепла.

Агнешка в ту ночь, сжав кулаки, слушала, как потрескивали трубы, гнавшие по комнатам нагретую ценой жизни белых медведей воду.

                                         * * *

Сначала она стала принимать на ночь валерьянку. Не две таблетки, как написано на упаковке, а четыре. Потом перешла на дифенгидрамин, который отпускали без рецепта. Но всё это оказалось бессильным перед паникой, охватывавшей ее каждую ночь, как только она закрывала глаза и представляла всю Землю целиком – каждую дымящую трубу, каждый текущий кран, каждый несущий смерть китам и коралловым рифам грузовой лайнер. Лесной пожар. Слона с отрезанными бивнями. Кролика, с которого живьем содрали мех. Ей казалось, что она, как Иисус Христос, слышит каждый плач, каждый стон – но только не людской, а животных и растений.

Она пыталась урезонивать себя, повторяя: «Агнешка, ну ты же ешь мясо и рыбу и заказываешь вещи на „Амазоне“, хотя на одни коробки уже целый лес перевели». Но это не помогало.

Днем было легче, всё как-то делалось само собой, потому что иначе пришлось бы менять жизнь кардинально, приковывать себя цепями к каким-нибудь сваям, а решиться на такое геройство Агнешке мешало… она сама не знала что. Пить седативные и ненавидеть себя за трусость было легче. Она попросила подругу привезти ей из Польши настойку с фенобарбиталом. Обычно она принимала ее после того, как приводила детей домой из школы, пока Марека не было дома, чтобы к его приходу с работы, примерно в шесть, уже не спорить с ним по поводу термостата и холода в доме. После принятых на глаз капель чувство вины за тающие льды и горящие леса притуплялось. Наступала некоторая ноншалантность13, пофигизм, или, как прочла когда-то Агнешка в сборнике цитат великих людей, состояние «апре ну ле делюж»14 – в буквальном смысле.

                                         * * *

Пусть тает себе. Пусть поднимается. По телу поползла расслабляющая волна психотропного спокойствия. Агнешка принялась энергично мыть посуду, радуясь тому, как напористая струя горячей воды мгновенно смывает мясной жир со сковородки. И не важно, сколько литров уйдет в канализационную трубу, не важно, сколько газа, нагревшего эту воду, улетит в атмосферу. Даже не важно, что это мясной жир. Лицо приятно грел шедший от воды пар.

– Что тает? Что поднимается? – Голос Марека у плеча заставил ее вздрогнуть и уронить намыленную ложку.

От неожиданности, а возможно, потому, что от лекарства она стала увереннее в себе, Агнешка повернулась, посмотрела ему прямо в глаза и ответила голосом избалованного ребенка, у которого испортили любимую игрушку:

– Льды тают. Мировой… – Тут она немного покачнулась, задумалась, стоит ли продолжать, но решилась договорить: – Уровень Мирового океана поднимается.

– Так, секундочку… – Марек, обычно отвечавший на «гринписовские», как он их называл, проповеди Агнешки презрительным смешком и уходом в другую комнату, на этот раз почувствовал, что глаза жены смотрят сквозь него, словно его не видят. Но тут она провела по лицу рукой в желтой резиновой перчатке и моргнула, и это недоброе ощущение исчезло.

Он решил пойти по проторенной дорожке.