Читать книгу - "Идеалист - Владимир Григорьевич Корнилов"

− Значит, ты тоже разумный эгоист?! Не Лопуховско-Кирсановский, а Рахметовский? Только твоё «я», - это твоя работа? Так, да?..

Алексей Иванович сжал ладонью лоб, усмехнулся: - Какой я, Рахметов, Зоинька? Сплю не на гвоздях, и от любви, как знаешь, не отказываюсь!..

− А всё-таки? Если кто-то окажется между тобой и твоей работой, ты всё разметаешь, всё отбросишь? Ничего не пожалеешь?.. Только чтоб осталась у тебя твоя работа. Так ведь?..

Алексей Иванович из-под руки пристально смотрел в жгучие, почти чёрные глаза Зойки, понимая, какой крик собственного «я» стоит за пытающим его вопросом. И всё же ответил не так, как она ждала:

− Наверное, Зой, - сказал он, хмурясь. – Другого смысла жизни у меня нет. Да и не может быть…

Зойка на мгновение притихла, вся как будто сжалась, подняла глаза, с чрезмерным, почти ледяным спокойствием, спросила:

− Тогда зачем ты заставляешь меня учиться? Выучишь, а потом, как Лопухов, ради своего дела уступишь меня какому-нибудь неразумному эгоисту?! .

Такого нелогичного поворота в разговоре Алексей Иванович не ждал.

− Зой! – почти выкрикнул он. – Неужели ты не понимаешь, что учишься для того, чтобы мы были всегда вместе!

Зойка не слушала его, лобик её, полуприкрытый чёлкой волос, сжался от мученической для неё думы. Медленно, с какой-то мстительной обречённостью, она проговорила:

− Значит, для тебя я просто так… Нужна, когда тебе чего-то от меня хочется…

− Ну, знаешь!.. – вспыхнул, взмахнул возмущённо руками Алексей Иванович. И, как бывало с ним, когда не находил он нужных, убеждающих слов, поднялся, пошёл, тяжело ступая, в свою комнату.

3

Нежданной гостьей заявилась в один из дней Зинаида Хлопова, та полугородская-полудеревенская Зинка, что ещё в отрочестве Зойки слыла «Ресторанной рюмкой».

Что привело её к ним в дом – общее ли деревенское нетерпение разузнать счастливо ли пристроилась под писательским крылом Васёнкина сестричка, или просто бабье любопытство, всегда замешанное у Зинки на зависти, но в дом заявилась она приодетая, подкрашенная, выказывая едва ли не родственные чувства.

Зинаида не была подружкой из Зойкиного круга, но всё же гостья, из Семигорья, к тому же с приветным словом от Васёны Гавриловны. Зойка приняла Зинаиду с открытостью, чуть ли не с радостью. С чисто женским старанием показать, как всё хорошо сложилось в новой её жизни, она похвасталась и квартирой, и добрым отношением Алексея Ивановича, и маленьким Алёшкой, удачно устроенном в детском садике, угостила, выставив на стол даже свои необыкновенные захоронки из сладостей, которые держала на случай удивить и порадовать своих Алёшек.

Зинаида слушала Зойку пытливо. И когда осмотрела квартиру, рабочую комнатку Алексея Ивановича, спаленку, с неуклюжим раскладным диваном местного производства, Зойкину одежду, усунутую в самодельный, из досок шкафчик, пол с невзрачным потрескавшимся линолеумом, сказала в скорбном сочувствии:

− Собственно, так я и представляла. Все – ах - ах! Зойка – слышали! – стала писательской женой! Но что-то этих «ах – ах» я у тебя не вижу. Он же должен хорошо зарабатывать? Ты мало от него требуешь. Ты просто деревенская дурочка!.. В других писательских домах мне приходилось видеть настоящий шик-комфорт! Приходилось, приходилось, не делай удивлённые глаза. Круг моих общений вплоть до столицы!..

Зойка пробовала объяснить, что Алексей Иванович живёт другими интересами, даже заставил, вот, учиться.

Зинка сделала большие глаза:

− Тебя? Заставил учиться?!, Ну, дурочка. Кто же выходит замуж, чтобы учиться? Замуж выходят, чтобы жить. Тебя должны на руках носить. А он – учиться! Смех!.. Ты ещё не завела симпатию на стороне?..

Зойка смотрела на Зинаиду не понимая:

− Но я люблю Алёшу! – сказала она изумлённо.

− Ты-то, может, и любишь… Но вот, любит ли он? – умело подкрашенные губы Зинаиды сложились в насмешливую гримаску.

− У меня не муж. У меня только друг. Но посмотри на меня! – Она провела рукой от красиво уложенных волос до модного костюма и белых туфель на тонком высоком каблуке.

− Поменять одно на другое и остаться при скучных домашних заботах, - это, извини меня, не современно. Ты – писательская жена, должна и требовать соответственно!

Зойка погрустнела, призналась, что Алексей Иванович ещё не развёлся с прежней женой.

− Ну, знаешь! – искренне возмутилась Зинаида. – Если ты любовница, то надо знать своё право!..

Зинаида Хлопова и дня не провела в доме, но Зойкину душу замутила. Как ни силилась Зойка отогнать от себя дурные Зинкины внушения, многое в жизни её с Алексеем Ивановичем увиделось другими глазами.

Ну, зачем. Вот, каждый день он торопится на необязательную свою работу? Если и не на работу, то уж скорей в комнату, за стол, к непонятным своим листочкам? Уйдёт и оставит её одну в невесёлых заботах по дому. И не подумает, как тоскливо ей сидеть и ждать, ждать, когда явится красно солнышко, чтобы снова скрыться!

Тут ещё и те страшные слова, от которых до сих пор заходится сердце. Для Зойки, чья жизнь вся была любовью, услышать, что в жизни Алёши есть что-то важнее любви, было всё равно, что потерять любовь!

Пришло ей в голову, что и затея с её учёбой придумана Алексеем Ивановичем, чтобы как-то занять её, чтобы не очень-то надоедала она ему своими чувствами. Сама собой явилась и совсем уж тоскливая мысль: а так ли нужна она Алёше? Может, всё, что случилось у них, просто жалость к ней, дурной девчонке, блажь от случившегося в его жизни одиночества? Разве жена она ему? Права Зинаида: просто она любовница на какое-то время. К тому же, с чужим ребёночком…

Догадка ужаснула Зойку. Но что могла она? Что могла она потребовать от Алёши?

«Ну, и пусть, любовница, - думала, страдая, Зойка. – Сама виноватая. Слишком уж размахнулась, глупая мечтательница!»

Как и прежде, был у них свой час любви, когда, ближе к ночи, в маленькой спаленке, раскладывали они диван-кровать, неуклюжий и такой уютный для них. Это час ласки и радости как-то искупал дневную разлуку. Это был её час, один-единственный за весь долгий день! Теперь и это час печалил Зойку. Она знала, наступит утро, и Алёша, не жалея ни её, ни себя, уйдёт в чужие заботы, и до позднего вечера будет где-то там, за стенами дома, далеко-далеко от неё.

Алексей Иванович, возвращаясь с работы, всё чаще заставал Зойку в несвойственной ей задумчивости