Читать книгу - "Погода - Дженни Оффилл"

Вечером рассказываю Бену про девочку с телефоном. «Она замедлила свою жизнь на секунды!» – восклицаю я, но он невозмутим. «Столько разговоров об электронной почте, смартфонах, о том, что они отдаляют нас друг от друга, но страх перед техническим прогрессом всегда был свойственен человечеству», – отвечает он.

Например, когда в домах появилось электричество, люди писали письма в газеты и сетовали, что семейному общению конец. Мол, теперь никто не будет собираться у теплого очага. А в 1903 году известный психолог переживал, что молодежь не сможет больше ощутить меланхолию сумерек, когда так хочется поразмышлять о философском.

Ха-ха-ха!

(Но если подумать, когда в последний раз я размышляла о философском в сумерках?)

* * *

Завтра мой день рождения. «Теперь ты официально женщина среднего возраста», – говорит коллега, которая носит с собой рентгеновские снимки. Я ей никогда не нравилась, потому что у меня нет библиотекарского образования. Таких, как я, называют «дикими библиотекарями», как будто мы из леса вышли.

Лоррейн организовала праздник после работы. Мы идем в бар, где я раньше работала. Он называется «Нора»; название подходящее. В «Норе» темно, тесно и тепло. Моя подруга Трейси смешивает нам коктейли двойной крепости. Выбираю «буравчик»: кажется, это самый праздничный коктейль.

Мы с Трейси обмениваемся новостями. Она уже полгода встречается с красивым и ужасным мужчиной из Филадельфии. Она в подробностях описывает его жестокость и иногда посмеивается. «А потом я потащилась в Филадельфию, просто чтобы его увидеть, хотя боюсь ездить в пробках».

Приехала она в Филадельфию, а он повесил записку на дверь: «Прости, пришлось неожиданно уехать из города». «Но ты заходи», – написал он, правда, так и не зашел дальше разговоров о том, что надо бы сделать ей дубликат ключа.

«Найди себе доброго, порядочного парня», – говорю я.

Она смотрит на меня, и я не понимаю, что значит ее взгляд. А потом до меня доходит. Ей жаль меня и всех, кто выбрал «добрых, порядочных парней». «Конечно, конечно, я могла бы найти кого-нибудь стабильного, предсказуемого, – говорит она. – Но я никогда ничего подобного не чувствовала. Никогда».

Не бывает стабильных и предсказуемых, хочется ответить мне. Что это такое вообще – предсказуемость?

Когда много лет назад мы вместе работали, она всегда говорила, что я не понимаю правил игры. Оказывается, нельзя сразу на первом свидании просить парня рассказать, когда в последний раз ему было так одиноко, что аж завыть хотелось. Оказывается, так лучше не делать! Но иначе на свидании будет скучно. А ты делал так? А так с тобой было? А смог бы? Мне просто интересно знать.

Предлагаю ей кусочек именинного торта. Она, как обычно, принимается рассуждать об искушениях, грехе чревоугодия и прочем, и приходится вспомнить пол-Библии, прежде чем она соглашается попробовать. «Вкусно», – кивает она и убегает смешивать коктейли. Я пью уже пятый «буравчик». А может, шестой.

Тут, пожалуй, надо бы поставить точку…

Но я не ставлю. Я болтаю со всеми в баре. Травлю байки, сначала интересные, потом, к концу вечера, не очень. Ах, если бы я вовремя вспомнила старую поговорку:

Если трое сказали, что ты пьян, иди спать.

Но я не замолкаю, потому что еще не рассказала всем, что протяженность нью-йоркской канализации – шесть тысяч миль, и все эти трубы находятся ниже уровня моря.

Утром голова раскалывается. Стол завален подарками. Меня ждут вафли с клубникой и взбитыми сливками. А Бен долго не ложился – нашел под диваном кучу карандашей и точил их. Лучшие отложил для меня. Я рада; кладу их в рюкзак. Особенно радуюсь красному, думала, я его уже никогда не увижу.

* * *

Мистер Джимми замечает, что я хромаю. Говорит, что его взрослый сын стал инвалидом не по своей вине. «Не по своей вине, – повторяет он. – Прямо сердце разрывается». Я киваю.

Жду звонка и пытаюсь дозвониться Сильвии. «Я перезвоню, – говорит она. – Дописала статью, хотела уже отправить, но выяснилось, что статью нельзя заканчивать на безнадежной ноте».

На улице страшно жарко. Стою и потею в черной футболке. Рядом стоит мама Амиры. Попробуй спросить у нее, сказал Илай вчера. Ты должна спросить. Почти лето, он боится. Что, если они все лето не увидятся? Он даже не знает, где живет его подруга.

Но я не знаю, как зовут маму Амиры. И она говорит с другой мамой на незнакомом языке. До конца учебного года четыре дня, до звонка – три минуты. Я вставляю наушники и слушаю эпизод подкаста про «сетку». «Сетка» лучше, чем «паутина», считают гости подкаста.

Звонит мужчина из Далласа. «Что значит “взаимосвязаны”?» – спрашивает он. Пауза; затем эколог отвечает: «На Мадагаскаре есть мотыльки, которые пьют слезы спящих птиц».

Часть вторая

Уже запускают хлопушки[9]. А ведь еще нет двенадцати. Собака сходит с ума и успокаивается, лишь получив свою резиновую лягушку. Мне приходится кинуть ее раз сто.

Наконец я прекращаю, потому что рука у меня вся в слюнях. Иду в ванную мыть руки. На прошлой неделе Бен купил в магазине «все за доллар» антибактериальное мыло. Оно ярко-розового цвета. Вспоминаю, что Кэтрин говорила, что нельзя пользоваться антибактериальным мылом, потому что бла-бла-бла-бла-бла.

Бен убирается в шкафу в прихожей, а мы с Илаем сидим под кондиционером. Сегодня день «Монополии». Вчера тоже был день в честь этого многие запускают фейерверки. «Монополии». Этим летом мы решили сэкономить на лагере. Поэтому я здесь, сижу и слушаю, как сын размышляет, не купить ли ему площадь Сент-Джеймс.

Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Собака тихо рычит на диване. Илай скупает все железные дороги. Бен скользит по полу в носках и приносит нам красно-сине-белое эскимо.

Большинством голосов постановлено, что Святые – это мы.

* * *

Илай хочет лишь одного: смотреть фильмы про роботов. Но они всегда разочаровывают. Вот, например, профессор из Массачусетского технологического объясняет, что робот, похожий на краба, научился идти на свет и огибать препятствия. «Вперед!» – приказывает он ему, и робот движется сквозь лабиринт и