Читать книгу - "Туманные аллеи - Алексей Иванович Слаповский"

Ознакомительный фрагменти не только ей, что все вокруг умолкло, будто окружающий мир стих, чтобы неосторожным звуком не спугнуть важного разговора, а сам любовался красотой этих двух молодых людей.

Они пошли вдоль улицы. Он был немного выше, походка чуть вперевалку, неровная, еще не совсем мужская, она шла плавно в мягких спортивных туфлях, их называли чешками; очень разные, эти девушка и юноша все равно с первого взгляда казались не просто идущими рядом, а – парой, близкими друг другу людьми.

– Связалась с малолеткой, – пробормотала Оксана.

– Еще не связалась, – не согласилась веснушчатая подруга. – Просто здесь скучно, вот Даша и развлекается. Почему не погулять с красивым мальчиком?

– Уж да уж!

Даша и Вася пришли к речке, узкой, похожей на ручей, мелкой – сквозь воду желтело песчаное дно. Сидели на травянистом берегу. День был жарким, как летом, но к вечеру осень напомнила о себе холодными ветерками, дующими из будущего – из зимы. Тихая вода, кустарники с какими-то красными плодами – шиповник или боярышник, Даша в этом не разбиралась и вообще была равнодушна к природе, в том числе и как художница, она любила город, любила четкие очертания домов и человеческих лиц. Поэтому рисовала портреты или городские пейзажи.

Вася говорил, что школа ему страшно надоела, он чувствует себя старше, уже все запланировал – поступит в институт механизации сельского хозяйства, где у отца знакомые, но не для того, само собой, чтобы вернуться в село инженером, начальником над комбайнами, тракторами и молотилками, в институте образование широкое, даст возможность двинуться дальше.

– Куда?

– Мало ли. Комсомольская работа, партийная. Я организатор хороший, сейчас секретарь комсомола в школе. В будущем году откажусь, к экзаменам готовиться надо.

– Учишься, наверно, на одни пятерки?

– По-разному. Отвлекаюсь много.

– На спорт?

– Да нет, не очень. Хотя на соревнованиях выступаю, призы беру. По лыжам районное выиграл.

– Значит, ты от природы такой мощный и красивый?

– Да. Матуха говорит, еле родила меня, такой был большой.

– Матуха? У вас тут так мам называют?

– Ну да. А чего?

– Ничего, просто интересно. Везде по-разному. У нас сейчас мода – папахен, мамахен.

Разговор о родителях слишком напоминал детство, поэтому Вася резко сменил тему. Сказал:

– А я зимой с учительницей дружил. С Валерией Павловной. Лерочкой, – ласково сказал он, намекая.

Даша намек поняла:

– Прямо очень дружил?

– Еще как. Она практику после пединститута проходила. Отец попросил ее литературу и русский мне подтянуть, я к ней начал на дом ходить. Ну, и… Один раз после занятий так сел рядом. Так за руку взял ее. Говорю, можно вас Лерой звать? Она – нет, что ты, что ты делаешь, убери руку, ты вообще думай, я учительница, а ты молодой, мне с тобой нельзя, хотя ты мне нравишься! А я ей – спокойно, подруга, почему нельзя? Еще неизвестно, кому нельзя, ты у меня не первая, между прочим!

– Так и сказал?

– Ну. И я так ее… Ну, осторожно так… Чтобы не спугнуть… Вот так вот.

И Вася обнял Дашу за плечи.

Она засмеялась.

– Вася, не надо, ладно? Ты подружек своих так будешь обрабатывать, а я без этого обойдусь.

– Я просто показать хотел, при чем тут подружки?

– Можешь не показывать, верю, вижу, что ты все умеешь. Молодой да ранний.

– Что есть, то есть, – вздохнул Вася, как от тяжкой мужской обузы.

И вдруг засмеялся. И смеялся все громче, не мог остановиться, повалился на траву, хохотал с подростковыми привизгами, вскрикивая:

– Не могу!.. Умора!..

– Чего ты? – улыбалась Даша.

Он отсмеялся, сел, вытер слезы.

– У меня бывает, – признался с неожиданным простодушием. – Начинаю смеяться – как приступ какой-то. Иногда просто ни с чего.

– А я смеюсь редко. Мама отучила. Она у меня необычная, в церковь ходит. Когда я в детстве начинала смеяться, она сразу – смейся, дурочка, смейся, а потом над тобой бог посмеется. Я не верила, но смеяться меньше стала. И даже привыкла. Мне даже иногда неприятно смотреть, как люди смеются. Не все же смеются красиво.

– Точно. Я сейчас тоже, наверно, по-уродски ржал?

– Тебе все идет, Вася, ты гармоничный очень. А другие… Приглядись как-нибудь, как некоторые смеются. Рот раскрытый, а там зубы не всегда целые, тело трясется, а у тела и живот бывает, и грудь не очень упругая. Мне и мой собственный смех не нравится. Смеюсь, будто задыхаюсь. Вот мы с мамой и живем – без смеха. Меня из-за этого такой считают… Ну, как бы неприступной. Гордой слишком. И я такой понемногу становлюсь. Это бывает – кем тебя считают, тем и становишься. И мне так уже удобно. А это плохо, с таким характером можно одной остаться.

Даша с удивлением осознавала, что так доверительно говорит чуть ли ни впервые. И с кем – с посторонним человеком, да еще почти мальчиком! Может быть, вспоминала она потом, это шло от неосознанного желания показать ему, что она видит в нем серьезного человека, мужчину, что уважает его? Или, видя его зеленую юность, своим доверием достраивала его, делала взрослее? А Вася имел хорошую интуицию, догадался, что от него требуется, – уж точно не валяться с хохотом по траве и не лезть сразу с обнимашками, слушал внимательно, задумчиво.

– Да, – сказал он. – В жизни всякое случается. У меня вот тоже… Не у меня, у матухи с отцом. Гуляет он. И грубый бывает. Один раз пьяный ей такое сказал… А я рядом был, хотел его по морде кулаком. А сам думаю, отца кулаком по морде – как-то не это. Не того. Я тогда подушку схватил, – он коротко засмеялся – иронично, совсем как взрослый, – схватил подушку и начал его лупить. Он аж офигел, на меня вылупился: сынок, ты чего? Подушку порвешь!

Даша и Вася засмеялись – он своим тонковатым смехом, похожим на подростковый, а она прерывистым, задыхающимся, но им обоим это не показалось некрасиво.

Перестали смеяться одновременно, посмотрели друг на друга. Вася аккуратно положил руки ей на плечи, легонько потянул к себе, вопросительно глядя: да, нет? Даша прикрыла глаза, этим давая знать: да.

И они стали встречаться каждый вечер. Обнимались, целовались, знала лишь трава, как друг дружкой любовались, говоря слова, поется в старинной русской песне, и замечательно, что ничего не сказано о том, какие именно слова говорили.

Даша возвращалась за полночь, Оксана, спавшая рядом, тут же просыпалась, начинала выпытывать, как и что.

– Да ничего особенного.

– Ладно тебе! Талантливый, да? Или у него… Ну, понимаешь?

– Говорю, ничего особенного.

– А что тогда? Влюбилась,