Читать книгу - "Крылья голубки - Генри Джеймс"

– Она и не делает, – впрочем, ей все равно, – пояснила Кейт. – Ты же прекрасно знаешь, на каких условиях множество людей в Лондоне живут вместе, даже когда предполагается, что они живут очень хорошо. Он никак не связан с нами, он просто сделал – попытку. Неужели человеку неудовлетворенному невозможно сделать попытку?

– А потом возвратиться, с уверенностью в радушном приеме, к жертве собственного непостоянства?

Кейт согласилась, ради аргумента в споре, чтобы ее считали жертвой.

– О, он же сделал попытку и в отношении меня. Так что тут все в порядке.

– Ты хочешь сказать, поскольку ты ему тоже отказала?

Кейт балансировала на перекладине лестницы лишь мгновение, а Деншер в это время, видимо, задумался над тем, не подвергается ли чисто историческая истина некоторой деформации? Но Кейт спрыгнула на должную сторону:

– До этого дело не дошло – я не допустила. Я просто вела себя слишком расхолаживающе. Тетушка Мод, – продолжала она, теперь уже ясно и четко, как обычно, – несомненно, считает, что получила от него обещание в отношении меня: обещание, которое, если бы Милли ему не отказала, было бы нарушено. А при том, как все обошлось, ничего не изменилось.

Деншер рассмеялся:

– Это же не его заслуга, что он так оплошал!

– Это по-прежнему его заслуга, что он – лорд Марк, мой милый. Он и сейчас тот, кем был всегда, и он сам знает, кто он. А мне вовсе незачем о нем задумываться, после того, как я с ним обходилась.

– Ох! – раздраженно произнес Деншер. – Ты обходилась с ним прекрасно.

– Меня радует, – усмехнулась она, – что ты все еще способен ревновать! – Но прежде чем он успел отреагировать на это, у нее нашлось, что еще сказать: – Я не вижу, почему вдруг тебя может озадачивать, что столь заметная линия поведения Милли доставляет тетушке Мод большое удовольствие, тогда как что-то другое могло бы ее раздражать. Что иное видит теперь тетушка, как не то, что Милли сама признает свои отношения с тобой настолько драгоценными, что их ни в коем случае нельзя ни на йоту испортить? Такое ее признание не может не казаться тетушке Мод так или иначе включающим и твое подобное же признание. Из чего она, естественно, делает вывод, что чем больше внимания ты уделяешь Милли, тем меньше уделяешь мне.

Тут снова были такие минуты – а мы знаем, что с самого начала их бывало множество, – когда, со странно смешанными чувствами, Деншер восхищался мастерством, с каким Кейт умела выражать самые разные мысли. В этом крылось нечто, немедленно вынуждавшее его увериться в ее правоте и должным образом реагировать. Этот эффект, как бы мы его ни называли, сразу же сказался в его тоне:

– О, если бы она только знала, сколько я «уделяю» тебе…!

Смысл восклицания вовсе не был туманным, но Кейт стояла неколебимо:

– К счастью для нас, мы на самом деле можем считать, что она этого не знает. Так что нам все время сопутствует успех.

– Ну что ж, – чуть помедлив, ответил на это Деншер, – я получаю от тебя то, что ты мне даешь, и я полагаю, что этого хватает для того, чтобы сохранять твердость, то есть устоять на ногах там, где я вообще как-то стою, и я должен быть тебе благодарен. Только, знаешь ли, то, что ты даешь мне, кажется мне все более и более огромным по размеру делом. Мне кажется, что ты все больше и больше ожидаешь от меня, больше в этом отношении, чем в чем-нибудь другом. И мне почему-то кажется, что мне никогда не следует ничего ждать от тебя. Ты очень многого не даешь мне!

Это, казалось, ее поразило.

– Прости, пожалуйста, чего это я не…?

– Я даю тебе доказательство, – произнес Деншер. – Ты не даешь мне ничего.

– Что же тогда ты называешь доказательством? – решилась она спросить минуту спустя.

– То, что ты можешь сделать для меня.

Кейт удивленно задумалась над его словами.

– Разве я не для тебя делаю это? Ты это называешь ничем?

– Это – ничто.

– А я, мой дорогой, рискую ради этого всем.

Они медленно шли вперед по площади, но Деншер вдруг резко остановился:

– Я думал, ты вполне уверена, что, раз твоя тетушка настолько заблуждается, ты ничем не рискуешь.

Впервые после начала осуществления ее замечательной идеи он увидел, что девушка растерялась. Более того, в следующий миг он рассудил, что это ей вовсе не нравится – ни сам факт, ни то, что ее растерянность замечена, ибо она тотчас заговорила с раздражением, а это свидетельствовало, что Кейт уязвлена; ее вид вызвал в его душе – и он почувствовал это не менее быстро – укол снисходительного сочувствия.

– Чем же, по-твоему, следует мне рискнуть? Чего ты хочешь?

Такой вопрос, заданный из опасной ситуации, тронул Деншера, но это только подлило, как он сам сказал бы, масла в огонь.

– Я хочу, чтобы меня любили. Как мне почувствовать, в теперешних условиях, что я любим?

О, она его понимала, притом что умела так блестяще это маскировать, и это позволяло ему действовать прямее, чем если бы такого понимания не было. Каким глубоким при ней всегда становилось его ощущение жизни – таким глубоким, каким было с того момента, как две зимы тому назад, в сумрачном Лондоне, они обменялись знамениями жизни. Деншер никогда не считал Кейт незащищенной, невежественной, слабой; и если он потребовал от нее большего доверия, то лишь потому, что считал – его требование будет правильно воспринято и она сможет ответить согласием.

– Я, вероятно, сумею действовать дальше – с твоей помощью, – продолжал он. – Но без помощи – не смогу.

Теперь она отвернулась от него, и это показало ему, как она его поняла.

– Нам надо быть там – я имею в виду, когда они выйдут.

– Они не выйдут, пока еще – нет! И что мне до того, если и выйдут! – К этому он тут же добавил, как бы торопясь ответить на обвинение в эгоизме, какие его слова, так прозвучавшие даже для него самого, могли заставить Кейт ему высказать: – Почему не покончить со всем этим и не признаться им смело и откровенно? – Это вырвалось у него со всей искренностью. – Господи, если бы ты только приняла меня!

Взгляд Кейт вернулся к Деншеру снова, и тот смог увидеть, как, в самой глубине ее существа, она воспринимает его бунт: он был ей скорее сладок, нежели горек. Он повлиял на ее настроение и на ее чувства так, что она на какое-то время замолкла. Потом все же взяла себя в руки и ответила:

– Мы зашли слишком далеко. Ты хочешь ее убить?

Его колебания были не целиком искренни.

– Убить? Кого – тетушку Мод?

– Ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду. Мы произнесли слишком много лжи.

В ответ на это он высоко поднял голову:

– Я, моя дорогая, никакой лжи не произносил!