Читать книгу - "Обрыв - Иван Гончаров"

— Вера Васильевна! — сказал Нил Андреич, — заступитесь вы, красавица моя, за меня!

— Разве вас обижают?

— Как же не обижает! Далила… нет — Пелагея Карповна.

— Impertinent![123]— громким шепотом сказала Крицкая, поднимаясь с места и направляясь к двери.

— Куда, Полина Карповна: а пирога? Марфенька, удержи! Полина Карповна! — останавливала Татьяна Марковна.

— Нет, нет, Татьяна Марковна: я всегда рада и благодарна вам, — уже в зале говорила Крицкая, — но с таким грубияном никогда не буду, ни у вас, нигде… Если б покойный муж был жив он бы не смел…

— Ну, не сердитесь на старика: он не от злого сердца; он почтенный такой.

— Нет, нет; прошю, пустите — я приеду в другой раз, без него…

Она уехала в слезах, глубоко обиженная. В гостиной все были в веселом расположении духа, и Нил Андреич, с величавою улыбкой, принимал общий смех одобрения Не смеялся только Райский, да Вера. Как ни комична была Полина Карповна, грубость нравов этой толпы и выходка старика возмутили его. Он угрюмо молчал, покачивая ногой.

— Что, прогневалась, уехала? — говорил Нил Андреич, когда Татьяна Марковна, видимо озабоченная этой сценой, воротилась и молча села на свое место.

— Ничего, скушает на здоровье! — продолжал старик, — не ходи раздетая при людях: здесь не баня!

Дамы потупили глаза, девицы сильно покраснели и свирепо стиснули друг другу руки.

— Да не вертись по сторонам в церкви, не таскай за собой молодых ребят… Что, Иван Иваныч: ты, бывало, у ней безвыходно жил! Как теперь: все еще ходишь? — строго спросил он у какого-то юноши.

— Отстал давно, ваше превосходительство: надоело комплименты говорить.

— То-то отстал! Какой пример для молодых женщин и девиц? А ведь ей давно за сорок! Ходит в розовом, бантики да ленточки…

— Как не пожурить! Видите-ли, — обратился он к Райскому, — что я страшен только для порока, а вы боитесь меня! Кто это вам наговорил на меня страхи!

— Кто? Да Марк, — сказал Райский.

Общее движение. Некоторые вздрогнули.

— Какой такой Марк? — нахмурив брови, спросил Тычков.

— Марк Волохов, вот что прислан сюда на житье.

— Это тот разбойник? Да разве вы знаетесь с ним?

— Мы приятели.

— Приятели? — с изумлением произнес старик и посвистал. — Татьяна Марковпа, что я слышу?

— Не верьте ему, Нил Андреич: он сам не знает, что говорит… — начала бабушка. — Какой он тебе приятель…

— Что вы, бабушка! Да не он ли у меня ужинал и ночевал? Не вы ли велели ему постлать мягкую постель…

— Борис Павлыч! помилосердуй, помолчи! — неистово шептала бабушка.

Но было уже поздно. Тычков вскинул изумленные очи на Татьяну Марковну, дамы глядели на нее с состраданием, мужчины разинули рты,девицы прижались друг к другу.

У Веры от улыбки задрожал подбородок. Она с наслаждением глядела на всех и дружеским взглядом благодарила Райского за это нечаянное наслаждение, а Марфенька спряталась за бабушку.

— Что я слышу! — с изумлением произнес Нил Андреич, — и вы впустили этого Варраву под свой кров!

— Не я, Нил Андреич, а Борюшка привел его ночью. Я и не знала, кто там у него спит!

— Так вы с ним по ночам шатаетесь! — обратился он к Райскому. — А знаете ли вы, что он подозрительный человек, враг правительства, отверженец церкви и общества?

— Какой ужас! — сказали дамы.

— Он-то и отрекомендовал вам меня? — допрашивал Нил Андреич.

— Да, он.

— Что же, он меня зверем изобразил: что я глотаю людей?..

— Нет, не глотаете, а позволяете себе по какому-то праву оскорблять их.

— И вы поверили?

— До нынешнего дня — нет.

— А нынче?

— А нынче верю.

Общий ужас и изумление. Некоторые чиновники тихонько вышли в залу и оттуда слушали, что будет далыне.

— Что так, — с изумлением и высокомерно спросил Тычков, нахмурив брови. — Почему?

— А потому что вы сейчас оскорбили женщину.

— Слышите, Татьяна Марковна!

— Борюшка! Борис Павлыч! — унимала она.

— Эту… эту старую модницу, прельстительницу, ветреницу… — говорил Нил Андреич.

— Что вам за дело до нее? и кто вам дал право быть судьей чужих пороков?

— А вы, молодой человек, по какому праву смеете мне делать выговоры? Вы знаете ли, что я пятьдесят лет на службе и ни один министр не сделал мне ни малейшего замечания?..

— По какому праву? А по такому, что вы оскорбили женщину в моем доме, и если б я допустил это, то был бы жалкая дрянь. Вы этого не понимаете, тем хуже для вас!..

— Если вы принимаете у себя такую женщину, про которую весь город знает, что она легкомысленна, ветрена, не по летам молодится, не исполняет обязанностей в отношении к семейству…

— Ну, так что же?

— А то, что и вы, вот и Татьяна Марковна, стоите того, чтоб пожурить вас обоих. Да, да, давно я хотел сказать вам, матушка… вы ее принимаете у себя…

— Ну, ветреность, легкомыслие, кокетство еще не важные преступления, — сказал Райский, — а вот про вас тоже весь город знает, что вы взятками награбили кучу денег да обобрали и заперли в сумасшедший дом родную племянницу, — однако же и бабушка, и я пустили вас, а ведь это важнее кокетства! Вот за это пожурите нас!

Сцена невообразимого ужаса между присутствующими! Дамы встали и кучей направились в залу, не простясь с хозяйкой; за ними толпой, как овцы, бросились девицы, и все уехали. Бабушка указала Марфеньке и Вере дверь.

Марфенька ушла, а Вера осталась.

Нил Андреич побледнел.

— Кто, кто передал тебе эти слухи, говори! Этот разбойник Марк? Сейчас еду к губернатору. Татьяна Марковна, или мы не знакомы с вами, или чтоб нога этого молодца (он указал на Райского) у вас в доме никогда не была! Не то я упеку и его, и весь дом, и вас в двадцать четыре часа куда ворон костей не занашивал…

Тычков задыхался от злости и не знал сам, что говорил.

— Кто, кто ему это сказал, я хочу знать? Кто… говори!.. — хрипел он.

Татьяна Марковна вдруг встала с места.

— Полно тебе вздор молоть, Нил Андреич! Смотри, ты багровый совсем стал: того и гляди лопнешь от злости. Выпей лучше воды! Какой секрет, кто сказал? Да я сказала, и сказала правду! — прибавила она. — Весь город это знает.

— Татьяна Марковна! как!.. — заревел было Нил Андреич.

— Меня шестьдесят пять лет Татьяной Марковной зовут. Ну, что — «как»? И поделом тебе! Что ты лаешься на всех: напал, в самом деле, в чужом доме на женщину — хозяин остановил тебя — не по-дворянски поступаешь!..