Читать книгу - "Ратные подвиги простаков - Андрей Никитович Новиков"

— Мы проживаем ради улучшения рода, — говорил он, — а род слабеет оттого, что в младости мы много беснуемся. Мы беснуемся ради плотских удовлетворений, а семя наше приносит хилый плод.

Сам старик прожил младость целомудренно, отчего потомки оказались дородными. В общем старик относился ко всему добросовестно и даже не нарушал снежного пласта там, где не положено быть тропе.

Отец Прохора Матвеевича — Матвей Ильич — был ткачом, где фундаментом производства являлась основа, а его фасадом — уток. Работал Матвей Ильич в утепленном укрытом месте, куда не проникал ни солнечный зной, ни жестокая стужа. Для профессии ткача оказались потребными три необходимости: проворство рук, наметка глаза и непрерывное сгибание спины. Матвей Ильич подлинно усвоил эти сноровки и, наблюдая за движением челнока и действием берда, постигал технику, становился молчаливым и суровым, что свойственно каждому ткачу.

— Техника возбуждает разум, но не терпит косвенных отвлечений, — оправдывал он свою молчаливость.

В области семейного быта Матвей Ильич, не изменяя традициям, установленным отцом, так же бережно относился к предмету, как к редкостному благоприобретению: только по праздничным дням в семье пили с пышками чай из старинного самовара, отчего в самом деле внешнему устройству стола придавался праздничный вид.

Кроме того, особая бережливость выявилась и по отношению к самовару: воду предварительно кипятили в печке в горшке, а затем переливали ее в самовар. Этим достигалась троекратная выгода: не изнашивалось медное тело, не прогорала труба и не жглись зазря древесные угли.

Прохор же Матвеевич единоличную отцовскую рачительность вынес на арену общественности, расширив таким образом сферы ее влияния.

Обладая тихим нравом, кротким обхождением и степенной медлительностью, Прохор Матвеевич и в годы жестоких классовых обострений, когда все двигалось с быстротою курьерского поезда, применял способ личного передвижения на малой скорости.

Ведая делом снабжения большевистских отрядов, отправляющихся на фронты гражданской войны, Прохор Матвеевич вел это дело спрохвала, но весьма основательно: во вверенных ему складах был постоянный продуктовый запас, расходуемый умеренно и пополняемый бесперебойно.

Пригоняя обувь на ноги большевиков, отправляющихся на фронт, Прохор Матвеевич самолично на каждом из них пробовал в подъеме и ощупывал носки.

— Не жмет? — справлялся он.

— Да ты что-то уж больно заботлив? — замечали ему большевики, готовые к отправке.

— Я, друг, неспешный человек, — отвечал он. — Мне дорого и любо, чтобы твоя быстрота находилась в облегчении. Ты продвиженец, а я прочный тыл.

Талый-отстегайские большевики шли на фронта гражданской войны бесперебойно, заполняя собою прорывы, ежедневно обнаруживаемые на различных боевых участках. Шли большевики на фронт молча, неся крепкий устой в дрогнувшие части.

— Оденешь нас полностью? — спрашивали они перед отправкой Прохора Матвеевича.

— Вестимо! — с достоинством отвечал он и поочередно обмерял взором пришедших, чтобы определить рост каждого на предмет точного подбора комплекта.

Большевики одевались в шинели, а Прохор Матвеевич обхаживал каждого, чтобы ощупать талию, пристегнуть хлястик, и рекомендовал укреплять пуговицы, обыкновенно пришитые на живую нитку.

За час пребывания в кладовых, подведомственных тогда Прохору Матвеевичу, штатские большевики превращались в военный взвод, нестройно, но попарно выходивший со двора с туго набитыми вещевыми мешками.

Иногда какой-либо особо буйный большевик упрекал Прохора Матвеевича в укрывательстве от общей большевистской мобилизации, но он оставался покойным и, не повышая тона, произносил:

— Знаю, что ты, Никола, беззлобный человек. А пошто сердце твое тревожное? Охоч ты, браток, до хорошего запаха табачного дыма. Не злобься, друг.

Прохор Матвеевич совал буйному большевику пачку папирос, смягчая тем самым крутой нрав последнего.

— Ты у нас, Соков, — главный большевик, — одобряя его действия, шутейно говорили ему близкие люди. — Победа на фронтах зависит от твоего обмундировании большевистского тыла.

…Покойный от природы, Прохор Матвеевич, сидя в кабинете и размышляя о минувшем, угнетался неожиданным посещением Григория Камчадала.

— Налет от кавалерии волка съем? — ворчал Прохор Матвеевич. — А скажи на милость, кто оборудовал твою кавалерию? Не я ли ведаю делом большевистского снабжения?

В дверь кто-то постучался и, не ожидая ответа, открыл ее.

— Можно?

— Разумеется, можно, коли вошел прежде спроса, — произнес Прохор Матвеевич, обрадовавшись присутствию другого человека. — Что хорошего, товарищ Курочкин?

— Там пожарники прибыли! — ответил управдел.

— Пожарники?! — напугался Прохор Матвеевич.

— Не беспокойтесь, — заулыбался управдел. — Пожара нет: ныне сорокалетний юбилей вольного пожарного общества.

Прохор Матвеевич немного снова озадачился.

— По каким же, собственно говоря, родом?

— Обыкновенно, — подтвердил управдел.

Прохор Матвеевич вздохнул и отрицательно покачал головой.

— Совсем не обыкновенно, товарищ Курочкин. Каким родом пожарному обществу сорок лет, когда советскому строю всего тринадцать?

Управдел смутился, также не понимая, каким родом пожарникам продолжен срок старого исчисления.

— Может быть, позвать их к вам, пускай сами объяснят? — спросил управдел.

Прохор Матвеевич изъявил полное согласие, и три пожарника, одетые в полной форме, в медных касках, друг за другом вошли в кабинет. У одного из них за поясом торчала кирка, другой держал у ноги малых размеров багор, третий нес в правой руке ведро, громадное по размерам. Они вытянулись перед столом во фронт и единодушно по-солдатски провозгласили соответствующее поздравление.

— Вам сорок лет? — справился Прохор Матвеевич.

— Точно так, товарищ начальник! — ответил средний пожарник с седыми фельдфебельскими усами. — Пожарное общество основано в мае месяце 1890 года, при царствовании покойной памяти императора Александра III. Устав общества утвержден губернатором Поворот-Ходынским. По первоначальности общество имело двадцать шесть членов-почитателей. Главным членом-учредителем был покойный граф де Валь, его подручным я — Алексей Сергеевич Быстроходов. Имею четыре медали за спасение погибающих и одну серебряную для ношения на шее, в знак двадцатипятилетнего юбилея.

Пожарники во время рапорта старшего держали руки по швам, и Прохор Матвеевич напугался их серьезного вида.

— Но каким же родом? — тихо спросил он. — Вы учреждены при царизме, а в настоящее время — советский строй.

— Советская власть — первая застрельщица в поддержании пожарного дела: только при ее содействии вольная пожарная дружина имела возможность приобрести автомобиль с двумя лестницами и сорок четыре каски, — взяв под козырек, снова отрапортовал Быстроходов.

— Про то я знаю, — резонно ответил Прохор Матвеевич. — Я только относительно сорока лет: нет ли тут какой-либо контрреволюционной фикции?

— Никак нет, товарищ начальник, — снова ответил Быстроходсв. — Наше добровольное пожарное общество и общество спасения на водах как организации внеклассового наличия приобрели своим доказательством возможность существовать при всяких политических режимах. У общества гуманитарные задачи ко всем классам, а равно и к их прослойкам.

— И в период ожесточенных классовых боев?

— Именно! — подтвердил Быстроходов. — Пожар — не классовое начало, а стихийное бедствие.

— Присядьте, товарищи! — сказал Прохор Матвеевич, не находя других слов.

— Устав запрещает садиться, будучи